На главную страницу

 

Об Академии
Библиотека Академии
Галереи Академии
Альманах <Академические тетради>

ОБЩЕСТВЕННАЯ АКАДЕМИЯ ЭСТЕТИКИ И СВОБОДНЫХ ИСКУССТВ

 Ю.Б. Борев Сталиниада

БИБЛИОТЕКА АКАДЕМИИ

 

Ю.Б. Борев

Сталиниада

V. 1935 – 1938. БОЛЬШОЙ ТЕРРОР

В каждом веке есть свое средневековье.
Ежи Лец

И стал народ врагом народа,
И он один народом стал.
А.Твардовский

Диктатура личности и репрессии

Рациональная сторона террора, или кого Сталин вычеркивал из жизни
Сталин преследовал определенные социальные группы.

Прежде всего уничтожались старые большевики, получившие власть не из рук Сталина, знавшие его мизерабельное прошлое, способные на борьбу с узурпацией власти. К ним присоединялись латышские стрелки и другие люди, творившие революцию. Они раздражали Сталина своей бескорыстностью, верой в идеалы, фанатической преданностью идеям, а не лицам. Истреблялись и высшие партийные руководители, соперничавшие со Сталиным, претендовавшие на какую-то долю власти, способные ограничить абсолютную самодержавность Сталина. Репрессии обрушивались и на высшие военные кадры, располагавшие возможностью силой оружия вмешаться в политическую борьбу. Упреждающе уничтожались военные с независимым политическим мышлением, имевшие политический авторитет или связанные со старой докультовой партийной традицией. Жертвами становились зажиточные крестьяне, составлявшие мощную экономическую и в потенции политическую силу; люди, ранее принадлежавшие к другим партиям, в силу их способности к инакомыслию; национальные политические силы, имевшие традиции независимости; интеллигенция старшего поколения (не "образованны"), исповедовавшая идеи гуманизма; духовенство, проповедовавшее равенство всех перед богом и религиозные нравственные ценности.

Разумное и безумное
Эренбург в 1939 году был на краю пропасти. Находящегося в тюрьме Мейерхольда заставили дать против него ложные показания. Все же Эренбург не был арестован. Он называл это случайностью и сравнивал с выигрышем в лотерею. Если это и верно, то лишь отчасти. Сохранить жизнь помогло Эренбургу его творчество: ироническая фигура Ускомчела (Усовершенствованного коммунистического человека), а также обличение высшего слоя старых партийцев нравились Сталину.
В сталинском терроре была и непредсказуемость лотереи, и определенная логика.
Французский писатель Альбер Камю различал рациональный террор Сталина, осуществляющий политические цели и имевший известную логику, и иррациональный террор Гитлера, осуществляющий подсознательные немотивированные установки, и алогичный. Мне же кажется, и в том и в другом случае причудливо переплеталось рациональное и иррациональное, прагматичное и бескорыстно злое, логическое и алогическое.

Одно из объяснений
Леонид Осипович Утесов объяснял смерть Мейерхольда и Бабеля так: Сталин не любил знаменитых людей, которые своей славой не были обязаны ему. Только из рук Сталина слава должна была приходить к человеку.

Наслаждение мужчины
На одной из вечеринок во второй половине 30-х годов Сталин задал тему для беседы: каково наивысшее наслаждение для мужчины?
Все высказывались: женщины, работа, польза отечеству и т. д.
Сталин ответил весьма оригинально:
– Высшее наслаждение – найти для себя врага и раздавить его, а потом выпить бокал хорошего грузинского вина.

Наслаждаться, так всласть!
Крупных партийных деятелей, которые были осуждены как враги народа, Сталин приказал фотографировать в момент расстрела. Потом он любовался этими снимками.

Нежное предупреждение
Сталин настаивал: "Везде есть враги народа, а у Косарева в комсомоле – нет?! Уклоняется от борьбы товарищ Косарев!"
– Не уклоняюсь, товарищ Сталин, но врагов не вижу.
– Поощряет врагов Косарев.
Сталин подошел к Косареву, нежно обнял за плечи и тихо сказал:
"Я тебя раздавлю".

Главный следователь, прокурор и судья
Сталин не только давал указания об арестах, но и внимательно следил за ходом следствия по делу многих видных большевиков, просматривал протоколы допросов. Известны случаи, когда он лично допрашивал некоторых из арестованных и устраивал у себя в кабинете очные ставки.
На допрос к Сталину привели Станислава Косиора – рассказывал Григорий Иванович Петровский. В кабинете были Молотов, Каганович, Ворошилов. Косиора посадили на стул. Он сидел подавленный, было видно, что перенес немало. Петровский спросил Косиора: "Стасик, зачем ты клевещешь на меня и себя?" Косиор ответил: "Я дал показания и от них не откажусь". Тогда Сталин торжествующе заметил: "Вот видишь, Петровский, а ты не верил, что Косиор стал шпионом. Теперь ты веришь, что он враг народа?" На это Петровский ответил: "Да, верю, он такой же враг, как и я". Тогда Сталин велел принести дело Петровского и показания на него Косиора. Следователь внес дело, и в нем оказалась всего одна бумажка. Сталин раздраженно спросил: "И это все?" Ему ответили: "Да, все". После этой очной ставки Петровский уехал на Украину, где его отстранили от работы, отняли квартиру и дачу.

Единожды убивши…
Александр Твардовский рассказывал. В 37- м году один из деятелей спросил Сталина:
– Не слишком ли круто мы ведем репрессии?
Сталин ответил неожиданно:
– Теперь вы говорите о репрессиях. А что же вы молчали, когда мы проводили коллективизацию, во время которой было репрессировано и погибло 2 миллиона человек!

Показания неизбежны
Между Сталиным и следователем, отчаявшимся получить показания от арестованного, произошел такой разговор:
Сталин. Каков вес Советского Союза?
Следователь. Он должен выражаться в астрономических цифрах.
Сталин. Может ли какой-либо человек выдержать этот вес?
Следователь. Нет.
Сталин. Значит, показания будут.

Манипуляция следственными материалами
Следователь заставил Исаака Рейнгольда показать, что Зиновьев и Каменев готовили покушение на Сталина, Молотова, Ворошилова, Кагановича и других вождей. Ознакомившись с протоколом, Сталин собственноручно вычеркнул из него Молотова.
Вождь оставлял для себя возможность политического маневра. Это показывает, что в середине тридцатых годов положение Молотова на какой-то момент пошатнулось.

Порядок
Обычно Сталин не подписывал бумаги об арестах и казнях, уступая это другим руководителям. В личной компетенции Сталина оставались только члены ЦК и Политбюро. В репрессиях тоже была своя номенклатура и иерархия, свой бюрократический распорядок, своя бухгалтерия. И все же в 1937 году Сталин лично подписал около 400 списков с сотнями фамилий приговоренных к расстрелу в каждом. Им были узаконены расстрелы несовершеннолетних и пытки.
В 1937-38 годах было арестовано 4700 тысяч человек, из них 800 тысяч приговорено к смертной казни. Эвфемизмом расстрела, зашифровкой смертного приговора была формула: "десять лет без права переписки".

Предсказание обреченного
Обреченный Буду Мдивани, председатель Совнаркома Грузии, сказал допрашивавшему его следователю:
– Сталин не успокоится, пока всех не перережет, начиная от своего непризнанного ребенка и кончая своей слепой прабабушкой.
Это так. Я знаю Сталина тридцать лет.

Как кот с мышью
Октябрьский парад 1936 года уже опальный Бухарин наблюдал с трибуны для гостей, когда сотрудник НКВД передал приглашение Сталина занять место на Мавзолее. Бухарин присоединился к членам Политбюро, оставив на гостевой трибуне жену.
"Известия" опубликовали официальный материал ТАСС о том, что Бухарин шпион. Газета была подписана Бухариным как главным редактором.
Сталин играл со своими жертвами, как кот с пойманной мышью…
Когда Бухарин находился уже в преддверии гибели, Сталин предложил ему поехать в Париж, чтобы купить архив Маркса. Приехать туда разрешили и молодой жене Бухарина. У Сталина был беспроигрышный расчет. Если бы Бухарин остался, это дало бы повод для разгрома его сторонников и всех людей его типа и ранга, неугодных Сталину. С другой стороны, Сталин мог достать и убить человека и за рубежом. Вернись Бухарин, и его, по замыслу Сталина, ждал процесс и расстрел. Бухарин вернулся. Предвидя готовящийся удар, он не явился на пленум ЦК и объявил голодовку. Ему позвонил
Сталин:
– Слушай, Николай, на кого ты обиделся? На партию? Против партии объявил голодовку? Как тебе не стыдно? Неужели ты думаешь, что мы дадим тебя в обиду? Приходи завтра и попроси у партии прощения – все будет в порядке.
Бухарин поверил Сталину, пришел на заседание, попросил прощения, но его исключили из ЦК партии, а потом арестовали и расстреляли.

Еще одна "мышь"
Видный деятель партии, историк и публицист Юрий Михайлович Стеклов, обеспокоенный идущими в стране арестами, позвонил Сталину и попросил о приеме. "Приходи, конечно", – ответил Сталин.
– Ну что ты, – сказал Сталин Стеклову при встрече, – партия тебя знает и доверяет, тебе не о чем беспокоиться.
В тот же вечер к Стеклову явились работники НКВД с ордером на арест.

Снять напряжение
Ильин был молодым офицером НКВД, когда попал на глаза своему командиру и получил от него срочное задание:
– Сейчас привезут арестованного Бухарина. Он будет ждать первого допроса. Мы его не отправим в камеру. Твоя задача: беседовать с ним на любые темы, чтобы расслабить его. Нужно снять с него напряжение первых часов ареста.
Ильин старался. Бухарин оказался очень демократичным и общительным, охотно поддерживал разговор на политические, экономические и литературные темы. В заключение он похвалил молодого командира за широкую эрудицию и порадовался тому, что в органах работают такие образованные чекисты. Беседа длилась часа 3–4. Затем Бухарина увели на первый допрос.

Отработка форм обвинения
Агранов сказал Сталину. "Боюсь, что мы не сможем обвинить Александра Смирнова в том, что он входил в троцкистско-зиновьевский центр. Ведь Смирнов уже несколько лет сидит в тюрьме".
Сталин ответил:
– А вы не бойтесь. Не бойтесь – только и всего.

Жажда масштабности
Проведя несколько провокационных процессов (шахтинский, промпартии и другие), Сталин считал эти акции недостаточными и искал новых врагов. Он говорил:
– Не то, не то. Не может быть, чтобы в украинском университете не свили гнезда украинские националисты. Не может быть, чтобы они не связались с пилсудчиками.

Приглашение в команду
Сталина привлекали экономические знания и способности Пятакова. Он пытался перетянуть его на свою сторону и противопоставить Орджоникидзе. Однако Пятаков презирал Сталина и не шел на сближение и включить его в свою команду Сталину не удалось. Позже Пятаков был уничтожен.

Новая судьба Соловков
В июле 1937 года Соловецкий лагерь превратили в Соловецкую тюрьму. Мест в ней было меньше, чем в лагере, и часть заключенных, неперспективных для работы, уничтожили.
Способных к работе, но не помещавшихся в тюрьме, отправили на материк. Среди уничтоженных был и Павел Флоренский.

Словарь сталинского террора
Необыкновенная и жестокая действительность сталинского террора создала и свой официально-бюрократический язык.
Наряду с общеизвестными – ОГПУ, НКВД, МГБ, ГУЛАГ – существовали и такие аббревиатуры, понятия и знаки, которые сегодня уже нуждаются в расшифровке и пояснении.
АИР – агент иностранной разведки
Алжир – Акмолинский лагерь жен изменников Родины
АСА – антисоветская агитация
АСД – антисоветская деятельность
БУР – барак усиленного режима
зека – вначале "заслуженный красноканалец", затем обрело расширительное значение – "заключенный"
КПЗ – камера предварительного заключения
КРА – контрреволюционная агитация
КРД – контрреволюционная деятельность
КРТД – контрреволюционная троцкистская деятельность
№ 1 – резолюция Сталина на деле арестованного, означающая приговор к расстрелу
ОЗАР – "Отомстим за родителей" – мифическая подпольная организация, придуманная НКВД для расправы с детьми врагов народа
ОЛП – отдельный лагерный пункт
ОСО – особое совещание – судебный орган, штамповавший приговоры врагам народа
Охматмлад – "охрана материнства и младенчества", место помещения младенцев врагов народа
ПШ – подозрение в шпионаже
РУР – рота усиленного режима
сексот – секретный сотрудник, осведомитель, стукач
сослан без права переписки – расстрелян
тройка – оперативная судебная группа, штампующая приговоры, – важное звено конвейера смерти
ЦПП – центральный пересыльный пункт
ЧСИР – член семьи изменника Родины
ШИЗО – штрафной изолятор

Слова на ветер
В 38-м Сталин сказал: "Сын за отца не отвечает".
После этого вовсе не перестали сажать сыновей "врагов народа".

Что посеешь…
Сталин лично допрашивал Павла Петровича Постышева. Он тряс его за плечи и кричал:
– Кто ты, Постышев?! Признавайся! Кто ты есть?!
– Большевик, товарищ Сталин, большевик я.
А лет за десять до этого на XV съезде партии Постышев кричал те же слова в лицо Раковскому. И сам Постышев, и зал, и голоса из зала отвечали:
– Меньшевик Раковский, предатель!
Мой отец рассказывал, что милый и всеми любимый Постышев, будучи первым секретарем ЦК Украины, разрешил своей красивой любовнице-секретарше вписывать в уже утвержденные на расстрел списки неугодных ей лиц. И при всем том, Постышев был один из немногих, кто вступился за Бухарина и Рыкова.
И тот же Постышев в начале 30-х годов установил на Украине обстановку террора, уничтожившего многих политических деятелей и работников культуры. По вине Постышева сталинский 1937 год начался на Украине досрочно. Одно из преданий говорит, что Постышев был внезапно арестован и расстрелян, потому что он невольно оказался приобщенным к тайне: один из работников НКВД наткнулся в Киеве на архивный документ о сотрудничестве Сталина с охранкой в 1906–1912 годах. Впрочем, чтобы погибнуть, Постышеву не нужно было ни заступаться за несправедливо арестованных, ни знать секреты биографии Сталина, достаточно было быть незаурядной и популярной личностью.

Недоброе предзнаменование
Незадолго до гибели Орджоникидзе на него было совершено какое-то странное покушение, в результате которого он был ранен. Есть даже снимок Орджоникидзе в чалме. После этого покушения жена Орджоникидзе сразу же позвонила Сталину. Он прибыл и сказал, что дело нужно будет расследовать. Однако расследования не было, не было и сообщений в прессе.

Гнев соратника
Однажды Сталин пригласил на обед Орджоникидзе и старого большевика Ш. Сталин, умевший это делать виртуозно, грубо оскорбил Орджоникидзе. Тот вспылил, подскочил к Сталину и стал его душить. Они вместе упали на ковер. Сталин задыхался и хрипел.
Орджоникидзе отпустил его и, в гневе хлопнув дверью, ушел. Ш. подскочил к лежащему Сталину, стал брызгать ему в лицо холодную воду и приводить его в чувство. Позже старые большевики кляли Ш. за то, что он на погибель народам спас вождя народов.

Сопротивление
Орджоникидзе сопротивлялся узурпации власти Сталиным. Сталин не раз остро спорил с ним.
Однажды разгорелся спор на грузинском языке. В комнате случайно оказался Тевосян. Не желая быть невольным свидетелем этой ссоры, Тевосян попытался уйти. Сталин остановил его и спросил:
– Товарищ Тевосян, кто прав?
– Я не знаю грузинского языка.
– Кто прав?!
– Вы, товарищ Сталин.
Во время другой ссоры Сталин сказал Орджоникидзе:
– Я не хочу пачкать твое имя, поэтому постарайся умереть сам.

Гибель
Сразу же после самоубийства Орджоникидзе, среди ночи его жена позвонила Сталину:
– С Серго то же, что с Надей.
– Хорошо, мы сейчас будем.
Помощник Орджоникидзе быстро ушел, чтобы не оказаться свидетелем событий.
Вскоре Сталин вместе с Молотовым, Кагановичем и другими соратниками прибыл на квартиру Орджоникидзе. Приехали сюда и врачи. Они констатировали смерть и вопросительно смотрели на Сталина. Помолчав, он сказал:
– Очевидно, сердечный приступ.
Жена Орджоникидзе запротестовала:
– Серго боролся за правду, и о нем нужно сказать народу правду.
– Молчи, дура.
Орджоникидзе погиб за два дня до февральско-мартовского Пленума, на котором должно было слушаться дело Бухарина. Пленум перенесли на четыре дня.

"Не я". А кто же?
Орджоникидзе находился дома. Его жена разговаривала по телефону. Мимо нее прошел в кабинет наркома его помощник Б-ов и сообщил, что происходит что-то неладное: или на него – Орджоникидзе – готовится покушение, или его собираются арестовать. Помощник быстро ушел, а вскоре явился новый шофер.
Жена Орджоникидзе открыла ему и, на минуту прервав телефонный разговор, поинтересовалась, где же старый. Получив какой-то маловразумительный ответ, она вернулась к прерванному разговору.
Шофер прошел в кабинет. В это время там раздался выстрел и шофер попятился из комнаты, держа обе руки впереди себя и как бы отталкиваясь ими от воздуха. При этом он с отчаянием твердил: "Это не я, это не я, это не я…" Он вырвался из двери и побежал вниз. Что означали эти слова? Он сам застрелился? – или – Мне приказали это сделать?

Версии гибели
Существуют три версии гибели Орджоникидзе.
Когда к Орджоникидзе пришли с обыском, он позвонил Сталину.
Сталин ответил, что такая серьезная организация, как НКВД, может обыскать кого хочет, даже его, Сталина. Тогда Серго застрелился.
Его убили пришедшие с обыском, или заходивший помощник, или шофер.
После телефонного разговора со Сталиным у Орджоникидзе не осталось сомнений в том, что Сталин узурпатор. Схватив револьвер, Орджоникидзе пошел расправляться с ним и был убит.
Версия смерти от сердечного приступа не заслуживает серьезного внимания.

Ловись, рыбка, большая и маленькая
Однажды Сталин сказал о старом партийце Алиханове: эта рыба, как щука – зубастая. Узнав об этой характеристике, Алиханов подтвердил: да, я рыбка не из аквариума. Все это стоило Алиханову жизни.

Какой должна быть окончательная версия?
После того как Хрущев официально сообщил, что Орджоникидзе покончил с собой, к нему стали стекаться сведения (от Гинзбурга, от семьи Орджоникидзе) о том, что Орджоникидзе был убит Сталиным. Хрущев отказался внести поправку в информацию: неудобно, недавно сказали, что Орджоникидзе застрелился, а теперь станем утверждать, что его убили – нас не поймут.

Переименования
Город Владикавказ был основан в 1784 году как крепость, охраняющая Военно-Грузинскую дорогу. В 1931 году город был переименован в Орджоникидзе. В 1944 году Сталин перепереименовал его в Дзауджикау. После смерти Сталина, в 1954 году городу было возвращено имя Орджоникидзе. История этих переименований бросает отсветы и на характер отношения Сталина к Орджоникидзе, и на обстоятельства его гибели.

Все сокрыто
Сталинская империя была полна тайн. Даже знаменитый полярник академик Отто Юльевич Шмидт неоднократно общавшийся со Сталиным и его соратниками в 30-40-х годах, по словам его сына Сигурда Оттовича, лишь после XX съезда узнал, что Орджоникидзе умер не от болезни.

Последние часы на свободе
Наталья Рыкова – дочь известного партийного деятеля, погибшего в конце 30-х годов, просидела 17 лет и в свои 43 года выглядела старше. Она рассказывала, что ее отец в последние годы жизни приходил домой мрачный. После одного из заседаний, на котором уже отстраненный от большой власти Рыков (он был теперь "наркомпочтелем") подвергся усиленной проработке, к нему приехал Серго Орджоникидзе и жизнерадостно прокричал:
– Не расстраивайся! Мы тебя в обиду не дадим! Я поговорю с Климом, с Анастасом, мы все за тебя заступимся, и все будет в порядке.
На следующем заседании Политбюро Сталин резко выступил против Рыкова, обвиняя его в том, что он неразоружившийся правый. Орджоникидзе горячо заступился за Рыкова и обратился за поддержкой к Ворошилову, Микояну и другим членам Политбюро, но они, потупя взор, молчали.
Увидев разногласия в оценке Рыкова, Сталин объявил этот вопрос неподготовленным и несозревшим. Обсуждение было перенесено.
Орджоникидзе вновь успокаивал Рыкова: "Мы не дадим тебя в обиду!" Однако Орджоникидзе умер якобы по причине сердечной недостаточности. Рыков сказал: "Серго нет. Я погиб".
Вскоре на заседании Политбюро Сталин опять поставил вопрос о правотроцкистском уклоне Рыкова, и за него уже никто не заступался.
Рыков вернулся домой почти невменяемым. Он молча ходил по комнате, хватался за голову, произносил что-то невнятное.
Жена Рыкова позвонила Сталину. Подошел Поскребышев. Она сказала, что ее муж в отчаянии, он хочет честно работать, и она просит товарища Сталина принять его, чтобы он мог объясниться и рассеять недоразумение. Поскребышев попросил подождать и отошел узнать мнение Сталина. Через несколько минут вернулся к телефону и сказал:
– Товарищ Сталин примет товарища Рыкова. Машина послана. Через полчаса пришла машина. Рыков уехал к Сталину. Семья больше никогда его не видела. Вскоре и жену, и дочь Рыкова арестовали.

Новый Моисей
Карл Радек сказал: "Моисей вывел евреев из Египта, а Сталин – из Политбюро".
Впрочем, одного оставил: Лазаря Моисеевича Кагановича – абсолютно своего человека. В связи с этим вспоминается мысль Гейне: хороший еврей лучше самого хорошего христианина, плохой еврей хуже самого плохого христианина. Не знаю, насколько верна эта общая характеристика, но по отношению к плохому еврею Кагановичу она более чем справедлива.

О том, как Радек доказывал, что он не верблюд
В 1936 году в связи с делом Каменева и Зиновьева на партсобрании в редакции "Известий" прорабатывали Радека.
Зачитали написанное им письмо, клеймившее "убийц и предателей" Каменева и Зиновьева, осуждавшее троцкизм. Руководство "Известий" получило от Сталина предписание не принимать раскаяния Радека и осудить его как двурушника, поэтому сразу же после чтения письма выступил секретарь парторганизации и сказал, что Радек не разоружился перед партией, его письмо неискренне и собрание не может принять его. Радек стал спорить:
– Почему неискренне? Я искренне осуждаю врагов народа, осуждаю троцкизм и критикую себя за прежние ошибки.
Секретарь партбюро возразил:
– Ваши заявления неискренни, мы не можем им поверить. Правильно, товарищи?
Большинство сидело опустив глаза. Некоторые выкрикивали:
"Правильно! Неискренен! Не разоружился перед партией!" Радек вновь взял слово:
– Товарищи. Я же не рядовой член оппозиции. Я был вторым человеком после Троцкого. Я не мальчик, и если я отмежевываюсь от чего-то и осуждаю что-то, то я делаю это ответственно. Какие у вас основания не верить мне?
Секретарь партбюро вновь возразил:
– Вы неискренни, вы не разоружились перед партией. Радек настаивал:
– Я еще раз повторяю: я не рядовой член оппозиции. Если вы не принимаете мое письмо, понимаете ли вы, на что вы меня обрекаете? Ну вот ты, товарищ Селих, разве ты мне не веришь?
– Понимаешь, Карл, все-таки…
– Но ты лично мне веришь?
Не смея ослушаться Сталина, Яков Селих пробормотал:
– Все-таки…
Радек махнул рукой, поняв бессмысленность своих препирательств. Партсобрание заклеймило его как двурушника и неразоружившегося троцкиста. Вскоре он был арестован, осужден (в отличие от всех, "всего лишь" к десяти годам) и погиб, как все.

Неравный обмен
Радек говорил: "Я Сталину – цитату, а он мне – ссылку".

Последнее знакомство
Посадили в камеру трех человек. Они знакомятся, спрашивая друг друга: за что сидишь?
– Я за то, что ругал видного партийного деятеля Радека.
– А я за то, что поддерживал Радека.
– А я – Радек.

Последний анекдот
Предание утверждает, что автором анекдотов о Сталине был Радек. На пороге небытия, в безысходно трагической ситуации он создал свой последний анекдот: на скамье подсудимых Радек признался, что он и другие подсудимые лживыми показаниями, запирательствами и обманами мучили самоотверженных следователей НКВД, этих исполнителей воли партии, защитников народа от его врагов, чутких и гуманных друзей арестованных.
Такова последняя горькая шутка Радека.
Это был анекдот для истории.

Ни мира, ни войны
Незадолго до начала процесса Зиновьева и Каменева на квартиру к Томскому неожиданно пришел Сталин с бутылкой вина в руках – "мириться". Томский, однако, мириться отказался и обвинил Сталина в истреблении партийных кадров и в стремлении к единоличной власти. "Тебе же будет хуже", – заявил Сталин и ушел со своей бутылкой. Через несколько часов после посещения Сталина Томский застрелился.
Почему Томский, как и Орджоникидзе, как и Гамарник стреляли в себя, а не в Сталина? Внутренняя дисциплина старых партийцев?
Невозможность прибегнуть к крайним, морально нечистым методам?
Технические трудности осуществления? Нежелание нанести вред партии? Загадка!

Все справедливо
После руководящей деятельности в комсомоле Александр Иванович Мильчаков работал у Кагановича. Тот вызывает его к себе ночью и спрашивает:
– Где первый руководитель комсомола?
– Произошла трагическая ошибка, его посадили.
– А где следующий руководитель комсомола?
– Это тоже трагическая ошибка. Он арестован.
Подобные вопросы и ответы чередуются раз пять. Затем Каганович спрашивает:
– А где Чаплин?
– Посадили.
– А кто был руководителем комсомола после Чаплина?
– Я.
– Как же так несправедливо получается? Все руководители комсомола сидят, а ты не сидишь?
– Товарищ Каганович, но я же честный партиец.
– Да нет, ты не беспокойся. Пока Сталин и я тебе верим, ты можешь не волноваться. Иди и спокойно работай.
– Спасибо, товарищ Каганович. До свиданья.
На следующее утро Мильчакова снова вызвал к себе Каганович:
– Здравствуй, садись. Вот посмотри фотографию. Узнаешь?
– Да, это коллектив Главзолото.
– Правильно. Вот видишь, все, кто помечен крестиком, уже сидят.
А теперь посмотри внимательней! На ком нет крестика? Крестика нет только на тебе. Справедливо ли это? Все сидят, а ты не сидишь?
– Так я же честный…
– Ничего-ничего. Иди работай. Не беспокойся. Пока Сталин руководит партией, а я ему помогаю – все будет справедливо.
Скоро справедливость была полностью установлена и Мильчакова отправили в лагерь, где он просидел 16 лет.

Ненависть и ее истоки
Сталин ненавидел Тухачевского еще со времен гражданской войны. На польский фронт, которым командовал Тухачевский и где противник располагал большими кавалерийскими частями, срочно была переброшена Конная армия Буденного. В ее руководство входили Сталин и Ворошилов. Они не захотели подчиняться Тухачевскому, вели, несмотря на его протесты, самостоятельные боевые действия и пошли на Варшаву. На подступах к польской столице Конармия была побита и бежала чуть ли не до Киева.
В середине 20-х годов в военном журнале, редактируемом Фрунзе, была помещена статья, резко критикующая Тухачевского за провал операции на польском фронте. Через некоторое время Тухачевский выступил в Военной академии и с фактами в руках доказал, что в провале операции виноваты Буденный, Сталин и Ворошилов. На основе этого выступления Тухачевский написал статью и опубликовал ее. Ознакомившись с нею, Сталин пришел в ярость, но ничего сделать Тухачевскому в то время не мог.

Тень
Почти все легенды с большой симпатией рисуют образ Тухачевского. Однако в одном из преданий на этот образ ложится тень бесчестья и жестокости. Оно утверждает, что во время взятия Крыма Тухачевский, Бела Кун и Раиса Азарх (другие предания называют Пятакова и Землячку) дали слово офицерам армии Врангеля, что если они сложат оружие, то будут помилованы. Поверившие обещанию десять тысяч офицеров сдались на милость победителя и были расстреляны из пулеметов. Рассказал об этом один, из немногих спасшихся бывший штаб-ротмистр Семеновского гвардейского полка, живший в Софии и работавший в ресторане. Предание говорит, что решительность и жестокость проявил Тухачевский при подавлении Кронштадтского мятежа и антоновщины.

Французская борьба
В 36 году командующего одного из округов Тимошенко без всяких объяснений срочно вызвали в Москву. Прибыть было приказано одному без оружия и адъютанта. Похоже было на вызов для ареста. Тимошенко вылетел в Москву. Через три часа его встретил начальник штаба и повез в особняк Буденного.
Там Тимошенко застал странную картину.
За пышным столом сидели Сталин и высшие командиры Красной Армии, а перед ними на ковре вспотевший и уставший, в одной рубахе стоял Тухачевский. На протяжении нескольких часов он по прихоти Сталина боролся и положил на лопатки всех командующих и маршалов. Эти победы привели Сталина в негодование. Тут-то и призвали Тимошенко. Сталин сказал ему, что сын трудящегося должен победить помещичьего сына. Ситуация осложнялась тем, что Тухачевский был начальником Тимошенко.
С большим трудом Тимошенко удалось победить уставшего Тухачевского. Сталин радовался, а Тимошенко огорчился тому, что Тухачевский ударился головой и лежит оглушенный. Сталин рассмеялся и успокоил: "Ничего, голова ему теперь нескоро понадобится". Тухачевского под мышки уволокли из комнаты. Вскоре его расстреляли, а маршалом, наркомом обороны назначили Тимошенко.

Пророчество
В 37 году, находясь в камере смертников, Тухачевский написал: "Фашистская Германия нападет на Советский Союз весной 1941 года силой до 200 дивизий".

Беспощадность
Сталин прислал секретарем крайкома в Приморский край одного из бывших секретарей Московского комитета партии и наказал ему быть беспощадным. Этот секретарь вел совещания так.
Докладывает, например, директор мясокомбината: поставки такие-то выполнены, а такие-то нет, потому что… Секретарь смотрит на Блюхера, тот кивает головой. Тогда секретарь смотрит на начальника краевого НКВД, тот снимает телефонную трубку и говорит: прислать конвой. Через пять минут директора мясокомбината уводят навсегда.
По поводу этого предания я услышал вполне резонные слова: "Нигде и никогда ничего подобного о Блюхере слышать не приходилось. Уместно ли это приводить?" А я слышал. Не знаю, правдива ли эта история, однако нельзя отвергнуть ее только потому, что Блюхер "жертвою пал". Многие погибшие в сталинском аду – люди своей эпохи, и фанатизм, ожесточенность, беспощадность были нормальным проявлением их жизнедеятельности. Именно потому, что общественное сознание было готово к восприятию бесчеловечных норм социального бытия, Сталин мог возникнуть, удержаться и укрепиться. Относится ли это к Блюхеру, пусть разберется история.
Впрочем, кое-что проясняет следующий эпизод, имеющий высокую степень достоверности.
По сценарию Сталина Блюхер и Гамарник должны были стать судьями в процессе над Тухачевским, Уборевичем, Якиром. Утром 11 июля 1937 года Василий Константинович Блюхер был у Яна Борисовича Гамарника. Они долго обсуждали это изуверское задание.
Гамарник был очень возбужден. Он сообщил Блюхеру, что уже уведомил власти о своем отказе участвовать в этом судилище.
Блюхер уехал ни с чем. Вскоре пришел заместитель Гамарника Булин и сказал, что опечатали его сейф. Прошло немного времени, и за Гамарником и Булиным приехали машины. Понимая, что все это значит, сорокатрехлетнйй Гамарник застрелился. Булина тут же арестовали и увезли. Блюхер же принял участие в суде, но и это его не спасло. Он был расстрелян.
История самоубийства Яна Гамарника мне известна изнутри, от его семьи, с которой мои родители дружили начиная с 20-х годов; сестры Гамарника, Клара и Фаина, были посажены и провели в заключении 17 лет. В апреле 1989 года Фаине Борисовне Гамарник исполнилось 90 лет, и мы с моей сестрой поздравили ее телеграммой.
Удивительное долголетие человека расстрелянного поколения.

Спасенный
От Марии Демченко я услышал историю (не знаю, насколько реальную) об адъютанте Василия Константиновича Блюхера. Маршал, понимая, что ему грозит арест, отпустил от себя своего адъютанта. Этот человек, изменив фамилию, начал жизнь сначала, вторично вступил в партию и в Отечественную войну получил офицерское звание.

Блюхер должен работать
Когда китайцы напали на наши границы, красный полководец, командир Особой Дальневосточной армии Василий Константинович Блюхер организовал рейд, дошел до Харбина и роздал там все запасы продовольствия населению. Блюхер был популярен в народе, любим армией и мог противостоять культу Сталина.
В 1938 году Блюхер по вызову прибыл в Москву. Оставив вещи на вокзале, он поехал в Кремль. Там на Политбюро его обвинили во всех смертных грехах. В заключение выступил Сталин и сказал, что Блюхер – совесть армии и должен работать. Слова Сталина оказались фарисейскими: Блюхера вскоре арестовали и уничтожили. Жену его отправили в лагерь, где она пробыла в многолетнем заключении. Дочь под чужим именем отдали в детдом.

Судьба командарма Дальневосточной
Истреблением командного состава Особой Дальневосточной армии в 37–39 годах занимались Мехлис и Фриновский, работник Лубянки, вскоре ставший на время наркомом Военно-Морских Сил.
Военный конфликт на Амуре летом 1937 года отсрочил арест Блюхера. Все события у озера Хасан были спровоцированы уничтожением офицерского корпуса Особой Дальневосточной армии.
В этой ситуации японцы попытались реализовать свои территориальные претензии. Сразу после окончания боевых действий у озера Хасан Блюхера вызвали в Москву и отстранили от командования. Ворошилов пригласил его отдохнуть на даче в Сочи.
Там 22 октября 1938 года Блюхер был арестован. Предание говорит, что допросы были очень жестоки и маршалу выбили глаз и что приведенный в кабинет Берия Блюхер бросился на палача и был убит на месте.

Тяжко жить
Маршал Александр Егоров в 1938 году сказал Сталину:
– Почти все высшие командиры Красной Армии расстреляны. В случае войны некому выполнить мобилизационный план. Сейчас дивизиями часто командуют старшие лейтенанты. Так больше нельзя ни жить, ни работать.
– Значит, ты своей жизнью тяготишься? – спросил Сталин.
И сам ответил на этот вопрос, лишив в 1939 году маршала Егорова жизни.

На следствии
В 1937 году Иона Якир был арестован. Он тщетно пытался убедить следователя в своей невиновности:
– Посмотрите мне в глаза. Разве вы не видите, что здесь происходит. Вы же хорошо понимаете, что я не могу быть шпионом.
Приведенный на очную ставку с Якиром крупный командир сказал ему:
– Иона! Перестань! Перед кем ты бисер мечешь?
Тогда Якир обратился к следователю:
– Дайте мне бумагу, я напишу письмо Сталину. На свое письмо он ответа не получил.
Когда Якира и других командиров расстреливали, один из них воскликнул:
– Вы стреляете не в нас, а в Красную Армию!

"Двурушник"
Якир же за миг до залпа крикнул: "Да здравствует товарищ Сталин!" Когда после казни об этом сообщили Сталину, он ухмыльнулся:
– Какой фальшивый был человек.

Нас не касается
В 37 году Ока Городовиков сказал Буденному:
– Семен! Берут всех подряд! Что же будет?
Буденный ответил:
– Не всех, а только умных. Нас с тобой это не касается.

Несостоявшийся арест
Во второй половине 30-х годов к загородному дому Буденного подъехали машины. Из них стремительно выскочила группа захвата и оцепила дачу. Маршал приказал своим ординарцам и адъютантам занять круговую оборону. В окна выставили пулеметы, из которых открыли огонь. Прибывшие залегли, прячась за деревья.
Сам Буденный побежал к телефону и доложил Сталину обстановку.
Сталин спросил:
– Полчаса продержишься?
– Думаю, продержусь.
– Хорошо.
Через полчаса прибыла еще одна машина, и гости были отозваны.
Сталин позвонил Буденному и, узнав, что все в порядке, сказал:
– А пулеметы ты сдай.
Два пулемета Буденный сдал, но четыре все-таки оставил на чердаке.

Арест Гая
Настоящее имя командира железной дивизии Гая – Гайк Бжишкян. Это его дивизия взяла ко Дню рождения Ленина его родной город – Симбирск. Во второй половине 30-х годов он жил и работал в Белоруссии и был женат на белоруске. Однажды пришли работники НКВД, арестовали его и выслали в теплушке с эшелоном в Сибирь. По дороге Гай – по преданию – бежал и добрался до Москвы, до самого Сталина. Гай начал жаловаться вождю, что его – героя гражданской войны – арестовали и, наверное, Сталин ничего не знает о том, что происходит. Сталин здесь же, в своем кабинете, застрелил Гая.

Арест Примакова
Во второй половине 30-х годов Сталин вызвал в Москву героя гражданской войны, руководителя красного казачества Примакова. Тот выехал с двумя адъютантами и заместителем. В дороге – техника была отработанная – в вагон вошло несколько человек, кто в штатском, кто в военной форме, чтобы арестовать
Примакова. Он воскликнул:
– Какой арест?! Я еду по вызову товарища Сталина!
– Ничего не знаем, у нас ордер на арест и предписание.
– А ну, хлопцы, – обратился Примаков к своим адъютантам, – покажем этим переодетым белогвардейцам, что такое красные казаки!
Хлопцы скрутили и повязали ремнями всю команду, прибывшую на задержание. На ближайшей станции Примаков сдал "белогвардейцев" властям.
Идейный и наивный Примаков не был приобщен к большой политике. Он тут же позвонил Сталину и сообщил, что на него совершено нападение переодетыми белогвардейцами, которых удалось задержать и сдать в НКВД. Он же – Примаков – ждет дальнейших указаний. Указание последовало: ехать дальше, а насчет белогвардейцев не беспокоиться – ими займутся.
В Москве на вокзале героя гражданской войны встретила более внушительная и более расторопная команда "переодетых белогвардейцев". Примаков и его сопровождающие были арестованы и препровождены в НКВД. Больше их никто никогда не видел.

"За кулисами"
Всеволод Иванов был в Октябрьском зале Дома союзов на одном из заседаний большого политического процесса.
Допрашивали Ягоду. Писатель сидел в первых рядах и обратил внимание, что в стене над судьями расположены иллюминаторы, затянутые голубой тканью. "И вдруг я решил, что за голубыми иллюминаторами кто-то есть", – рассказывал Иванов. Когда звучало последнее слово подсудимого Ягоды, в одном из иллюминаторов вспыхнула спичка и возник знакомый силуэт человека, прикуривающего трубку.

Новый оберпалач
Расстрелянного Ягоду сменил на посту маленький, невзрачный, безвольный человек Ежов, из фамилии которого возникло новое понятие "ежовщина". Обыгрывалась эта фамилия еще в лозунге: "Держать врагов в ежовых рукавицах". Эта надпись сопровождала плакат, на котором был нарисован Ежов в виде благородного богатыря с НКВДешными петлицами. Правая рука его была одета в ежовую рукавицу, которой богатырь удушал мертвой хваткой контрреволюционную гидру и врагов народа. 37-й год и Ежов вошли в историю как близнецы, рожденные Сталиным.

Следствие с юмором
Переводчица Татьяна Гнедич (потомок "того самого" Гнедича – современника Пушкина, переводчика Гомера) была вызвана в органы, где ей сказали:
– У вас сестра в Лондоне. Если бы вы попали в Англию, вы захотели бы остаться. Поэтому мы вынуждены вас посадить.
Гнедич резонно возразила:
– Позвольте, но это все равно, что сказать старой деве, что если бы она была женщиной, она была бы проституткой.
Следователь понимал юмор. Он улыбнулся, и Гнедич получила 10 лет. В лагере она по памяти перевела на русский язык первые главы "Дон Жуана" Байрона. Таким же образом литературовед Шиллер создавал в заключении монографию о творчестве своего великого однофамильца.

Отражение в детях
Литературовед профессор Александр Сергеевич Мясников преподавал в конце 30-х годов в правительственной школе. Он рассказывал, что нередко несколько парт пустовало – обыски, аресты, допросы. Учителя были вышколены и никогда ни о чем не спрашивали. Иногда с допросов возвращались старшеклассники.
Ужас стоял в их глазах, лица были зелено-бледными.

Сибиряк
Когда писатель Вольпин сидел в сибирском лагере, он подписывал свои письма матери: "Мамин-Сибиряк".

Преступление
Мальчик написал на снегу слово "Сталин". Отцу мальчика дали 10 лет.

Распределитель
В Ленинграде, на улице академика Павлова, в красном доме, где сейчас больница, был детский распределитель. Туда после ареста родителей свозили детей. Потом их размещали по интернатам.
В распределителе все они плакали. От страха плакали тихо, в подушку.
Однако поскольку тихо плакало сразу много детей, в воздухе стояло какое-то напряжение – шум, как у моря. Так обернулось дело с детской слезинкой, ценой которой, по мнению Достоевского, нельзя покупать даже счастье всего мира. Детских слез стало так много, что они шумели морским прибоем, счастья же в мире от расстрелов врагов народа не прибавилось.

"Как все"
Бывшая домработница Ежовых, много лет хранившая молчание, уже после войны рассказала, что жена Малюты Скуратова 1937 года незадолго до его ареста умерла при странных обстоятельствах. До этого за ней ухаживал один известный писатель, которого пугало и влекло происходящее. И за женой Ежова он ухаживал не только из-за ее женской привлекательности, не только из гусарского стремления соблазнить жену главного сыщика, жандарма и палача королевства, но и из любопытства, которое ему внушали "тайны мадридского двора" – кремлевские коридоры власти.
Фамилии писателя бывшая домработница Ежовых не помнила, но, однажды увидев в книге портрет Бабеля, сказала: "Это он".
Осведомившись, жив ли этот человек, и услышав отрицательный ответ, она поинтересовалась: "А он погиб на фронте или как все?"
Бабель погиб "как все". В его аресте большую роль сыграл литературовед Яков Ефимович Эльсберг, доносивший на него по специальному поручению органов. Позже этот литературовед сыграл столь же губительную роль в судьбе своего близкого приятеля востоковеда, профессора истории Евгения Штейнберга. Когда, отсидев семь лет, Штейнберг после XX съезда вернулся, Эльсберг встретил его букетом белых роз. А до этих подвигов Эльсберг был личным секретарем Каменева и осуществлял слежку за ним.
Совершал он все эти деяния с энтузиазмом и добросовестностью доносчика-профессионала, впрочем, не добровольно, а под страхом ареста. После XX съезда выведенный Эльсбергом на пенсию Иван Иванович Чичеров добился через Московское отделение Союза писателей раскрытия и обнародования роли Эльсберга в судьбе ряда арестованных писателей. За донос в особо крупных размерах Эльсберга в порядке исключения исключили из Союза писателей.

В гостях у Леонидзе
Когда я гостил у Леонидзе, он, истинно восточный хозяин, устроил для меня нечто вроде приема-банкета в Белом духане.
Леонидзе объяснил, что Белый духан – место встречи гостей из России. Расположен этот знаменитый кабачок у въезда в Тбилиси по Военно-Грузинской дороге. Здесь грузины принимали и Пушкина, и Лермонтова. По крайней мере, таково предание. Сейчас русский человек попадает в Тбилиси, как правило, с аэродрома, то есть со стороны, прямо противоположной Белому духану и Военно- Грузинской дороге, но гостя через весь город везут на машине в Белый духан и лишь потом – обласканный и, как говорят поляки, задоволенный, он может ступить на землю Тбилиси.
Когда я выразил свое восхищение умением Леонидзе вести стол, поэт подробно объяснил мне значение этого ритуала как национальной традиции. Получалось, что за столом эта нация решает все политические, государственные, торговые и прочие возможные дела. Стол – и вече, и Государственная дума, и кабинет, и приемная, и гостиная грузина.
Леонидзе отвел от себя мое восхищение и сказал, что куда лучшим тамадой был Табидзе. Это прозвучало великодушно. Наверное, для грузинского поэта трудно сказать, что другой человек тамада лучше его. От Леонидзе я услышал историю гибели Табидзе.
В тот вечер тамадой был Табидзе. За столом сидело еще четыре литератора, в том числе и Леонидзе. Шел широкий веселый и вдумчивый пир, услащенный красным терпким вином, свежим шашлыком и откровенной мужской беседой. Один из писателей назвал Берия кровавой собакой.
На следующий день каждого из присутствовавших поодиночке вызвали к Берия, которому стало известно об этом высказывании, но он не знал, кому оно принадлежало. Когда вызвали Леонидзе, Берия спросил, как он к нему относится. И поэт произнес по-восточному аргументированный одический тост в его честь, хотя разговор происходил в служебном кабинете и вина не было. Льстивой прозой поэт воспел государственную мудрость и ум Берия. Поразительнее всего, что Леонидзе был столь велик и его мышление столь по- восточному непосредственно, что он не стеснялся рассказывать о себе то, что выдавало не только его ум, но и его коварство, и способность на неискренность и прямую ложь.
Очевидно, в том же духе отвечали на вопрос Берия и другие литераторы. Никто не выдавал сказавшего, но и никто не признавался в сказанном. Когда был вызван Табидзе, он в глаза Берия сказал: "Да, вчера я сказал, что ты кровавая собака. Ты бандит и убийца, тебя проклянут потомки". "Зачем такой сердитый?" – спросил Берия и отпустил Табидзе. А через несколько дней поэт был арестован и расстрелян.
Почему Табидзе так поступил? Ведь он взял на себя вину другого человека. На пиру не он сказал эти слова. Быть может, он взял на себя ответственность за все, что происходило за столом, ведь он был тамада? Или он был умен и достаточно рас-счетлив, чтобы понять: если все откажутся, то все пять человек, сидевших за столом, могут погибнуть? Или, поскольку после допроса Табидзе оставался лишь один человек, он своим отказом обрекал этого человека на смерть? Тайна его рыцарского поступка до конца не будет раскрыта никогда.

Грузчик
Сталин любил Ивана Михайловича Гронского. Гронский был из грузчиков. В нем не было ни тени интеллигентности. Он был старый партиец из пролетариев, и Сталин поручал ему руководство важными участками культуры.
Когда во второй половине 30-х годов был арестован Тухачевский, Гронский позвонил Сталину и сказал:
– Я могу ручаться за Тухачевского. Он не виноват.
Сталин ответил:
– Слушай, не лезь не в свое дело! Ты в этом ничего не понимаешь!
Тем дело и кончилось.
Когда арестовали Блюхера, неугомонный, честный, бесхитростный Гронский вновь позвонил Сталину и попытался объяснить, что Блюхер ни в чем не виноват. Сталин повесил трубку.
Вскоре Гронского арестовали. Во время следствия, чтобы добиться нужных показаний и признаний, к нему применяли разные методы – уговоры, угрозы, битье и психологическое давление. В качестве психологического давления на интеллигентных заключенных часто применялся такой странный способ допроса. Заключенного вводили в комнату, где за столом следователя сидела прелестная, хорошо одетая молодая женщина. Она кокетливо начинала фривольную беседу, а потом на полуслове обрывала ее и кричала, пересыпая почти каждое слово отборным матом:
– Будешь…. давать… показания…
Гронский с удивлением посмотрел на следовательницу и сказал:
– Дорогая, я портовый грузчик и умею ругаться матом, как тебе и не снилось, – и запустил длинную тираду, убедительно доказывающую его безусловное превосходство в высоком искусстве матерщины.
Стало ясно, что такое психологическое давление на Гронского непригодно. Впрочем, как бы там ни было, свои бессрочные десять лет он получил и был вызволен из лагеря только смертью Сталина и XX съездом.

Друг детей
Люди моего поколения с детства знали и любили фотопортрет вождя с черноволосой девочкой на руках. Вождь умиленно улыбается. Девочка восторженно сияет. Это бурятка Геля Маркизова.
Ее родители, не зная, на кого оставить маленькую дочь, взяли ее на прием к Сталину. Девочка подарила вождю цветы и оказалась у него на руках. Все детские учреждения страны украшали фотопортрет вождя с Гелей на руках и лозунг: "Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство". Большое спасибо! От Гели особенно большое: ведь она вскоре осиротела, ее отца – наркома земледелия Бурят-Монгольской АССР – арестовали, а вслед за ним и мать ушла в лагеря.
В тридцатых годах Сталин издал приказ о том, что уголовной ответственности, вплоть до расстрела, подлежат дети начиная с 12 лет.
Тем не менее все мое поколение с детства знало, что товарищ Сталин – лучший друг советских детей.

Знатная родственница
(рассказ Марии Демченко)
Дело было в 1937 году. Однажды утром тюрьма узнала, что к нам переводят ближайшую родственницу Троцкого. В тюрьме скучно. Книг нам не давали. Новости просачивались скупо (все больше с новыми заключенными), и я с интересом ждала прибытия "знатной родственницы". Эта кличка появилась у нее, когда в камерах еще только обсуждали ее предстоящее прибытие. Гадали: в какую камеру она попадет. Относились к событию по-разному, но все его ждали: как-никак – родственница Троцкого! Человек, наверно, интересный, прошла большую жизненную школу. Очевидно, старая революционерка.
Наконец, к нам в камеру робко вошла средних лет женщина. Это была Седова – сестра жены Троцкого. Я, как староста камеры, вышла навстречу прибывшей и предложила ей располагаться на одной из коек.
Старая большевичка Либерман запротестовала против такого соседства:
– Я не хочу спать рядом с родственницей Троцкого, – заявила она.
Седова, еще на воле смирившаяся с пренебрежительным к себе – "родственнице Троцкого" – отношением, предложила:
– Я лягу на полу.
Но я запротестовала против нарушения распорядка тюремной жизни – вновь прибывшую следовало устроить как положено. После долгого спора я вызвала дежурного по тюрьме. Узнав, в чем дело, он мудро рассудил:
– Здесь все заключенные и все равны.
"Знатная родственница" оказалась женщиной глупой, полуграмотной, но очень доброй и мягкой. Она всем помогала, даже "идейной" Либерман. Заключение воспринимала как должную кару за грехи родственников, охотно рассказывала о себе – всегда длинно и путано, но беззлобно. Троцкого она сроду не видела или, вернее, видела его, как она выражалась, "только в лампочках" – на портретах во время праздников. Единственно, кого осуждала Седова, это свою сестру:
– Вообще она дура, против царя бунтовала и вышла замуж за жида! Разве чего путевого от такой сестры дождешься?
После третьего допроса она укладывалась спать. И когда кто-то полушутя сказал: "Ты не укладывайся, не укладывайся, еще позовут", она ответила: "К нечистой силе и то только три раза вызывают!"
Была она прачка. Даже намека на политическое мышление у нее не было. Но она получила свои пожизненные десять лет за политику по 58 статье.

Честь
В 1905 году в Красноярске недолго, но славно держалась республика. Во главе ее стоял молодой армейский офицер капитан Полынов. Когда республика пала, Полынов бежал. Был объявлен всероссийский розыск его как государственного преступника. Его ждал расстрел. Полынов бежал во Владивосток и укрылся в семье своих друзей, намереваясь поутру сесть на пароход и уехать за границу. На беду, в этот дом пришел в гости полковник жандармерии, который был непосредственно обязан задержать Полынова, приметы которого были сообщены по всей России. Жандармский полковник не мог не узнать в госте государственного преступника. Визит полковника был настолько неожиданным, что бежать Полынову было уже поздно. Опасность грозила и гостю, и хозяевам. Несколько секунд колебаний – и Полынов встал навстречу полковнику и, лихо щелкнув каблуками, представился: "Капитан Полынов". Вызывающая смелость поступка была столь велика, что жандармский полковник после недолгой паузы принял протянутую руку, улыбнулся и сказал, очевидно, привычную фразу: "Ну-с, так не сгонять ли нам пульку?" И они до поздней ночи сражались в карты, отдаваясь бескорыстному азарту игры.
Даже у жандармов была своя профессиональная и человеческая честь. Наутро Полынов беспрепятственно отплыл в Японию, где и прожил 15 лет. Вернувшись в Советскую Россию, он не скоро обрел место в жизни, но в конце концов стал преподавать японский язык в Институте востоковедения. Во второй половине 30-х годов его взяли.
Очевидно, в этом тоже была честь, ибо Полынова на всякий случай расстреляли. И действительно. Красноярская республика была неопределенной ориентации, да к тому же человек долго жил в Японии – мало ли что он мог думать?

Нагрудный портрет
Среди заключенных бытовало наивное заблуждение: если при расстреле приговоренный обнажит грудь с татуированным портретом Сталина, солдаты не станут стрелять. Многие заключенные делали такую татуировку.

Обиход смерти
Расстреливали из кольта в затылок. Врач давал заключение о смерти, и дежурный комендант составлял акт. К большому пальцу трупа привязывали бирку с номером дела. Часто трупы вывозили в ящиках для снарядов и сжигали в крематории, а пепел хоронили в общей могиле. В Москве на такой могиле стоит плита с надписью:
"Общая могила № 1. Захоронение невостребованного праха за период 1930–1942 г. включительно".

Двенадцать Шмулей Шмулевичей
Было это все в тридцать седьмом. Когда Иванова ввели в камеру, он оказался тринадцатым. "Тьфу, чертова дюжина", – подумал он и стал знакомиться.
– Александр Иванов.
– Шмуль Шмулевич.
– Александр Иванов.
– Шмуль Шмулевич. И так двенадцать раз.
– Что за чертовщина? Вы что, родственники? – спросил Иванов маленького черненького Шмуля Шмулевича.
– Нет.
– А как же вас подбирали?
– Так и подбирали, гражданин Иванов, по фамилии.
– Зачем?
– Не знаем.
Через пару недель, когда всех двенадцать Шмулей Шмулевичей протащили сквозь следствие, все более или менее разъяснилось.
В Москве на следствии один из арестованных, "вспоминая" все свои преступные связи, назвал и некоего Шмуля Шмулевича из Бердичева. Из Москвы в Бердичев последовала телеграмма арестовать Шмуля Шмулевича как троцкиста и врага народа. Но в городе оказалось двенадцать Шмулей Шмулевичей – один скорняк, другой мясник, третий портной, и ни одного близкого к политике.
Однако приказ есть приказ. На всякий случай арестовали всех и все двенадцать получили свои стандартные десять лет.

Беня Шик из Тирасполя
Еврей-контрабандист из Тирасполя не ел трефного, а ел только кошерное: питался одними галетами, отказываясь от тюремной похлебки. Он назвал своего сообщника – Беня Шик из Тирасполя. Через неделю его вызвали на допрос.
– Этот? – спросили у него.
– Нет, – сказал контрабандист.
– А кто же твой сообщник?
– Беня Шик из Тирасполя.
– Так это же Беня Шик из Тирасполя.
– Может быть, но это не он.
– Так кто же твой сообщник?
– Беня Шик из Тирасполя.
Ситуация повторилась: вскоре нашли третьего Беню Шика из Тирасполя.
И вот уже четыре еврея не ели в камере трефного и ели только кошерное. Вскоре их стало десять. И на этом приток сообщников прекратился: Бень Шиков в Тирасполе больше не было.
Контрабандист получил пять лет по статье за контрабанду. А так как у девяти Бень состава преступления не было, по нормальной статье осудить их было нельзя, а выпускать – неудобно, то всем тираспольским евреям дали по десять лет как политическим – благо для такого обвинения аргументы не были нужны.
В это время за контрабанду давали пять, а ни за что – не меньше десяти лет.

Благодарность
Артист МХАТа Борис Петкер и его жена Лидия рассказывали мне о судьбе их приятеля.
Иван Григорьевич Канашвили был в Грузии крупным врачом, лечил Сталина и Берия. Однажды его вызвали на дачу к Сталину.
Приехавшие за ним люди в штатском осмотрели содержимое чемоданчика с инструментами и лишь после этого повезли Ивана Григорьевича на дачу. Его провели в комнату, в которой лежал личный секретарь Сталина. У больного оказался дифтерит. Врач распорядился провести в доме дезинфекцию и попросил Сталина уехать, чтобы не заразиться. Секретаря удалось вылечить.
Через некоторое время Канашвили ехал из Москвы домой в Тбилиси. В его купе вошли два человека в штатском и объявили ему, что он арестован. Канашвили, высокий – 2 метра 5 см – и сильный человек, вытолкал этих людей из купе и благополучно доехал до Тбилиси, где его встречала жена. Но на вокзале Ивану Григорьевичу предъявили ордер на арест, подписанный Сталиным и Берия, "арестовать и усиленно допросить".
Усиленно допрашивал Ивана Григорьевича следователь П., предъявивший самые нелепые обвинения: отравление воды в источниках Боржоми человеческими экскрементами (курорт на месте этих источников был детищем Канашвили), взрыв моста в местах, где Иван Григорьевич никогда не был, и т. д. Перебив ему ноги, его заставили подписать признание в контрреволюционной деятельности.
Канашвили расстреляли. Жену посадили. Она работала в казахстанских лагерях чабаном, а потом штукатуром (строила свинарники). Вскоре умерла. Их дочь дожила до реабилитации и во второй половине 50-х присутствовала на суде, приговорившем следователя П. к расстрелу. От всего того, что она услышала на процессе, она лишилась чувств, и ее вынесли из зала суда.

Охват иностранцев
Сталин сказал, что на процессе по делу о поджоге рейхстага было три тактики: первая – Димитрова, который защищал свою партию. Это была истинно марксистская тактика. Вторая – Попова и Танева: тактика личной защиты, и третья – тактика предательства.
Попова и Танева по прибытии в СССР арестовали.

* * *

Попов, сотоварищ Димитрова по процессу, руководитель болгарского комсомола, оказался в одном лагере с Мильчаковым – руководителем советского комсомола. Он говорил своему советскому коллеге по работе и судьбе: "Я сидел в тюрьмах царской Болгарии, в австрийских тюрьмах, в тюрьмах немецких фашистов – разве же это тюрьмы? Курорт!"

* * *

В 1937 году болгары, жившие в эмиграции в СССР, пришли в Коминтерн к Георгию Димитрову и попросили его сообщить Сталину, что Ежов враг и предатель, он арестовал многих болгар и, если этого изверга не уберут, они, болгары, многие из которых работают в органах, убьют Ежова.
Димитров ответил, что дело здесь совсем не в Ежове.
Вскоре с этим вопросом было покончено: большинство болгар-эмигрантов было арестовано, а Ежов снят и расстрелян.

Проблемы Коминтерна
В Советском Союзе жило много эмигрантов, бежавших из своих стран от преследований, среди них немало немецких антифашистов. Некоторые из эмигрантов работали в Коминтерне. Во второй половине 30-х годов большинство из них было репрессировано. Особо нежелательными стали эти люди после заключения договора с Германией.
Есть версия о том, что в Испании Сталин решал (и решил!) одну важную для себя задачу: уничтожение старых, идейных, неконтролируемых, инициативных кадров зарубежных компартий. Эти кадры привлекались в интербригады – там они перемалывались: на фронте; с помощью внутреннего террора, который вели спецотделы, расстреливая "предателей"; путем прямых боевых действий преданных частей против интербригад.
Когда эта, основная задача испанской кампании была решена, Сталин потерял особый интерес к испанским событиям, и республиканский фронт, ослабленный междоусобицей, потерпел поражение. В Испании воцарился генерал Франко. Эта диктатура была для Сталина более приемлема, чем возможное демократическое многопартийное государство на социалистическом фундаменте.

Беседа
Ромен Роллан, как и Лион Фейхтвангер, встречался со Сталиным. Существует запись Роллана об этой беседе. Зафиксированные Ролланом впечатления очень остры. Они еще не опубликованы полностью.

Не только б славы Герострата
В конце 30-х годов Илью Эренбурга спросили:
– Вам понравилась книга Фейхтвангера "Москва, 1937"?
– Эта книга ничего не значит, потому что у Фейхтвангера нет достаточного имени. Вот если бы такую книгу написал Андре Жид или Ромен Роллан – было бы другое дело.
Это понимал и Сталин. Он очень заигрывал с известными зарубежными писателями и старался заполучить их в союзники и летописцы его эпохи. Однако ни тот, ни другой не снизошли до описания доблестей или благородных качеств тирана.

Сын Чан Кайши
Сталин стремился к тому, чтобы иностранные деятели, близкие к социализму, посылали своих детей учиться в СССР. Многие отцы и дети охотно шли навстречу этому стремлению. Так, автор книги "Сын народа" генеральный секретарь Французской компартии Морис Торез послал своего отпрыска в МГУ, где студенты звали его "внуком народа". Вообще-то это средневековый обычай: у властителя-вассала брали сына, и он был заложником–гарантом верности его отца сюзерену. Учился в Москве и сын Иосипа Тито. Он женился здесь на русской девушке, и им вовремя, до крайнего обострения советско-югославских отношений, удалось уехать в Белград. Жили в Москве и другие дети из знатных иностранных семей. Среди них был и сын Чан Кайши. Он прибыл к нам в конце 20-х годов. Женился на комсомолке в красной косынке. Вскоре вступил в ВКП (б) и отрекся от отца, с 1927 года ставшего главой гоминьдановского режима. Вначале сын Чан Кайши стал председателем какого-то колхоза. Потом – редактором газеты "Уральский рабочий", а затем – заместителем директора Челябинского тракторного завода. В середине 30-х годов его арестовали. После личного обращения Чан Кайши к Сталину его сына освободили и отправили в Китай. Позже войска Чан Кайши отступили из материкового Китая на Тайвань и там после смерти отца сын унаследовал власть. Он отверг убеждения своей молодости, с ужасом вспоминал дни, проведенные в сталинской тюрьме.

Дипломат
Вдова Преображенского Полина Семеновна Виноградская рассказывала мне в конце 70-х годов.
Федор Федорович Раскольников не поехал из-за границы на вызов Москвы, понимая, что его убьют, и написал знаменитое письмо – обвинение Сталину. Во Франции он, согласно преданию, был выброшен из окна – месть адресата. Это все сцены из трагедии, кончившейся смертью ее героя – мужественного человека.
А вот комическая деталь этой трагической судьбы. Первой женой Раскольникова была Лариса Рейснер. Она полагала, что муж не сможет справиться без нее с той ответственной дипломатической миссией, которая ему поручалась. Когда Раскольников стал послом в Афганистане, Рейснер перед королевским приемом сказала мужу: "Ты, Федя, молчи, я сама буду все говорить, а то ты хорошо не сможешь". И она приветствовала короля сама:
– Ваше императорское величество, я в восторге от вашего мужества и других достоинств. Я хотела бы, чтобы мой сын был во всех этих качествах похож на вас.
– Это можно сделать, – сказал великодушный король.

Предание о гибели Раскольникова
Сталин был разгневан открытым письмом Раскольникова и распорядился убрать автора. Органы выполнили это задание через двух белоэмигрантов, сотрудничавших с советской разведкой – мужа Марины Цветаевой Эфрона и Сезмана. Они были последними посетителями Раскольникова перед тем, как он оказался выброшенным ("выбросившимся") из окна больницы.
Это предание расходится с действительностью: Раскольников погиб на юге Франции, когда Эфрон давно уже вернулся в Россию. И все же я привожу эту историю, связующую в один сюжетный узел известные имена, – и потому что Эфрон был причастен к такого рода акциям; – и потому что для той эпохи ничего невероятного нет: можно на неделю отправить человека за тридевять земель для выполнения задания и затем вернуть его в Москву; – и потому что, даже называя вымышленных исполнителей террористического акта, предание говорит о насильственном устранении врага Сталина, что не только не исключено, а является закономерностью. Осуществлению этой закономерности могла помешать лишь случайно настигшая Раскольникова – странная по тем временам – естественная смерть от болезни.

Еще раз о смерти Федора Раскольникова
На "Неделю совести" (19–26 ноября 1988 года) в день Союза кинематографистов пришла вдова Раскольникова, немолодая, но по-западному ухоженная женщина, гражданка Франции, живущая в Париже. Ее спросили, как погиб ее муж.
Она сказала: Федор Федорович израсходовал на письмо к Сталину много духовной энергии. Письмо, переданное в японское агентство, пошло гулять по газетам мира. Мы с Федором Федоровичем после этого уехали из Парижа на юг Франции, понимая, что нам следует отойти в тень. Вскоре Федор Федорович заболел и его положили в больницу. Там на моих руках он умер.
Через несколько минут вдова Раскольникова получила записку из зала: я не могу вас осуждать, наверное, вы обещали не говорить правду и боитесь ее сказать, однако Раскольников погиб насильственной смертью – Сталин отомстил ему; долг памяти перед Раскольниковым, долг правды должен возобладать над страхом.
Вдова Раскольникова ответила: я ничего не боюсь. Я рассказала, как умер Раскольников – у меня на руках. Я не могу утверждать, что его убили, и не могу утверждать, что его не убили – у меня на эту тему нет никаких сведений.

Задание
Сталин решил устранить Троцкого и приказал создать несколько независимо друг от друга действующих террористических групп.
Ифлийка, библейски красивая еврейская девушка Джульетта была послана нашей разведкой за океан. Очаровав секретаря Троцкого, она помогла организовать убийство бывшего партийного лидера.
Символическая деталь: на столе у Троцкого была в ту пору рукопись его книги о Сталине, и кровь автора залила страницы этой книги.
Когда Джульетта вернулась на родину, ее наградили, а потом посадили. Влюбленный в нее молодой генерал НКВД написал Сталину, что любит эту женщину и готов пожертвовать всеми своими званиями и орденами ради любви. Сталин сделал широкий жест: генерала лишили звания и орденов, а Джульетту выпустили, и пылкий Ромео смог соединить с ней свою жизнь. Они прожили довольно счастливую приватную жизнь. И даже, кажется, живы были еще в 1972 году, когда я записал эту историю.
Отсидев долгий срок, убийца Троцкого Рамон Меркадер уехал из Мексики и попросил убежище в Чехословакии, некоторое время жил в СССР под фамилией Лопес, потом переехал на Кубу. Сидя в тюрьме, Рамон женился на мексиканке. Когда он умер, вдова перевезла его прах в Москву и захоронила на Кунцевском кладбище. На могиле стоит памятник с надписью: "Герой Советского Союза Лопес Рамон Иванович 1915–1978".

Современное оправдание репрессий
Сегодня девяностошестилетний Каганович оправдывает репрессии 30-х годов тем, что: кулаки были буржуазным элементом в деревне; если бы оппозиция пришла к власти, то поступила бы "с нами не лучше, чем мы с нею" (даже у демократа Бухарина были высказывания о том, что революции без крови и массовых расстрелов не бывает); важная роль в проведении репрессий принадлежит внешней обстановке, угрозе фашизма – не очистив тыл, мы погибли бы во время войны.
Вместе с тем Каганович признается, что в вину многих арестованных и расстрелянных он не верил. Однако понимал необходимость вздыбить, взбодрить Россию, которая должна была любой ценой выйти к войне с хорошими экономическими показателями.
Все эти аргументы в пользу репрессий столь смехотворны, что их можно было бы даже не опровергать. И все же кратко отвечу на эти аргументы.
Уничтожая кулаков "как класс", Сталин и его соратники на много лет вперед разрушили сельскохозяйственную жизнь страны. Само уничтожение класса обернулось мучениями и гибелью сотен тысяч людей, в том числе детей, женщин, стариков, никакого отношения к классовой борьбе не имевших. Сотни тысяч будущих солдат были уничтожены Сталиным и его приспешниками еще до 1941 года, из тысяч были подготовлены будущие власовцы.
У Бухарина и других старых партийцев, несмотря на признание и даже применение принципа насилия и известной жестокости, трудно предположить способность массово уничтожать своих соратников по партии. Кроме того, репрессии столь широко охватили все население страны, что аргумент о страхе Сталина перед жестокостью оппозиции – чистая демагогия.
Внешняя обстановка – приход к власти фашистов, надвигающаяся война – совершенно не диктовали уничтожение большой части офицерского корпуса Красной Армии. Вся международная обстановка могла бы быть более благоприятной, если бы Сталин не вел жесткой внешней политики и жестокой кровавой политики репрессий внутри страны. Ему легче было бы найти союзников на Западе. За рубежом, в том числе и в Германии, в начале 30-х годов не создавалась бы благоприятная обстановка для "ястребов", если бы там не боялись "ястребиной" политики Сталина.
Вся политика Сталина, способствуя относительно быстрой индустриализации, вела к созданию той административной системы, которая, в конечном счете, губительно сказалась на всем экономическом развитии страны.
Нужно полностью отдать себе отчет в том, что смысл репрессий для Сталина был не в том, чтобы решить какие-либо социальные, экономические, международные дела страны, а в том, чтобы решить проблемы личной власти, ее создания, упрочения, ее безграничного распространения. Испытывая тяготы этой личной власти Сталина, его соратники широко пользовались ее неограниченными благами и потому поддерживали диктатора.

Повседневность и людские судьбы

Выдвижение новых кадров
В 1933–34 годах Сталин и его приближенные нередко собирались на даче у сестры Кагановича. Здесь-то впервые молодой Хрущев и появился в окружении Сталина. Хрущев нравился Сталину своим умением рассказывать анекдоты и веселить русскими плясками. Сталин приблизил к себе Хрущева за его активность в борьбе с правой оппозицией.
В присутствии Сталина шло обсуждение статьи в то время начинающего историка Анны Михайловны Панкратовой. Выступление аспиранта Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко понравилось Сталину. У него была цепкая память на кадры: при очередном назначении он вспомнил о Пономаренко, тот пошел в гору. В 1938 году стал первым секретарем ЦК КП Белоруссии, а в 1948 – секретарем ЦК ВКП (б).

Книга – двигатель карьеры
Некто Бедия опубликовал небольшую работу о начале социалистического движения в Закавказье. Эта книжечка содержала выгодную для "отца народов" концепцию: Сталин в Закавказье занимался тем же делом, что и Ленин в России, шел тем же путем, действовал теми же методами. Получалось, что Сталин не только верный соратник Ленина, но и равная ему фигура.
Убив автора книги, Берия присвоил ее себе, вписав в нее маленькую главку. Он распространил версию, что в бытность секретарем ЦК Закавказья считал неудобным публиковаться под своей фамилией. С таким объяснением книга была послана Сталину и понравилась ему, что потом сыграло роль при переводе Берия в Москву. Когда Берия хотел выглядеть привлекательным (особенно перед женщиной), он показывал книгу и, скромно потупясь, говорил: "Это я написал".

Новая смена палачей
В 1937 году Ежов достиг большой власти и в порыве шпиономании стал замахиваться на многих видных людей. В частности на Берия.
Маленков послал в Тбилиси гонца предупредить Берия о возможном аресте и вызвал его в Москву. Когда Берия приехал, Маленков устроил ему встречу со Сталиным. Вождь разговаривал с гостем ни много ни мало 20 часов подряд. После этого Сталин потребовал Ежова и сказал: "Тебе нужно отдохнуть, ты устал".
К власти в НКВД пришел Берия, а Ежова на непродолжительное время назначили наркомом водного транспорта, после чего уничтожили.

Монстр
После устранения Ежова Берия выпустил кое-кого из заключенных, и пошла молва, что наконец ошибки исправляют. Все считали: со мной, с моим отцом произошла ошибка, а вообще все аресты правильны. Мало кто представлял себе масштабы репрессий.
Очень многие верили, что Сталин не знает о несправедливостях.
Однако лучше, чем в анекдоте, о палачестве Сталина и Берия не скажешь: "Человек увидел Берия в аду: стоял он по колено в крови.
Человек спросил у Берия, почему он, Берия, стоит в крови только по колено? И ответил Берия: потому что я стою на плечах товарища Сталина".

Чудесное спасение
Рассказывал мне бригадир Василий Васильевич Темин, работавший в 1946 году на восстановлении завода "Запорожсталь".
Костя работал на стройке прорабом. Умел рисовать. Однажды ему поручили оформить стенгазету. Он написал заголовки, приклеил картинки и статьи и вывесил газету. Вызывает его парторг, строго и осуждающе говорит: "Перерисуй" – и пальцем в газету тычет. А там статья: "Смерть врагам народа". Заголовок подчеркнут чертой- молнией, острие которой, – если обратить внимание, – указывает на статью о наркоме Ежове и на его портрет. Костя ужаснулся, но сообразил: если он что-либо исправит, значит признает свою вину.
Проходят сутки. Секретарь встречает Костю и спрашивает: "Ну как, исправил?" Костя делает вид, что не понимает, о чем речь. Тогда секретарь говорит: "Ты дурака не валяй. Исправляй!" По стройке уже слухи покатились. Тот, кто раньше с Костей в домино играл, теперь играть опасается, другой вдруг про Англию и Германию расспрашивает. Костя вторую ночь не спит, ареста ждет. И понимает, что его рисунок можно расценить как политическую ошибку, однако не сдается и стенгазету не переделывает: переделаешь – значит был виноват. И все-таки чудо спасло…
Я перебиваю рассказчика и говорю: "Ежова сняли и объявили врагом народа".
– Нет, до этого еще год оставался и не одна голова с плеч слетела. Произошло вот что. В безвыходной ситуации Костю осенило.
Встречает его на следующий день секретарь и уже при народе спрашивает: "Ты переделал?" "Нет, – говорит Костя. – Я сходил в НКВД, рассказал, что вы ко мне придираетесь, и там сказали: "А пошли ты этого дурака…" И адрес дали на тот случай, если сами не догадаетесь. Так что выполняйте указание". Тем дело и кончилось. Секретарь отстал. А Костя дней через десять на всякий случай уволился и уехал.
На другой стройке он к стенгазете и близко не подходил.

Дворянин
Рабинович был правительственным фотографом – снимал членов Политбюро, членов ЦК, партийные съезды, международные конгрессы. Летним утром 1937 года он устанавливал свой треножник на одной из дорожек Кремля. К фотографу подошел Сталин:
– Что же это вы, гражданин Рабинович, скрыли, что вы из дворян.
Рабинович от страха упал в обморок. Сталин был пристально внимателен к биографиям окружавших его людей и узнал, что предок Рабиновича выполнил какое-то важное поручение Петра I и царь удостоил его дворянством.
Рабинович продолжал работать в Кремле. Через некоторое время к нему вновь подошел Сталин и сказал:
– Товарищ Рабинович, а вы пугливы!

"Не вытекает"
Поскребышев насмотрелся на преуспеяние высшего партийно-чиновного круга и решил тоже кое-что приобрести.
Заикнулся Сталину, тот велел написать заявление. Сидит Сталин, смотрит на заявление, водит синим карандашом, пометки ставит, тихо ворчит:
– Так, дачу, значит, хочешь, машину хочешь… Дача ему, видите ли, понадобилась…
Поскребышев холодеет от ужаса. Неожиданно Сталин размашисто пишет: "Удовлетворить". Поскребышев радостно берет в руки бумагу и вдруг от избытка чувств чмокает Сталина, неловко попадая поцелуем за ухо вождя. Тот на мгновение теряется и удивленно говорит: "Не вытекает".

Обсуждение кандидатов
Во время первых выборов в Верховный Совет обсуждался вопрос, кого бы выдвинуть из писателей. Скатов предложил Алексея Толстого. Маленков пошутил: от графов. Сталин сказал: "Лучше Шолохова".

Интервью
Перед открытием метрополитена главный редактор "Вечерней Москвы" сообщил, что следующий номер будет посвящен откликам трудящихся на это славное событие. Сотрудники разошлись собирать отклики. В кабинете редактора задержался репортер Трофим Юдин: ему в голову пришла сногсшибательная и дерзкая мысль взять интервью у Сталина, совершившего накануне ознакомительную поездку в метро. Он подошел к вертушке и сделал вызов. Ответил сам Сталин.
– Здравствуйте, товарищ Сталин, это говорит работник "Вечерней Москвы".
– Кто-кто?
– Трофим Юдин, товарищ Сталин, из газеты "Вечерняя Москва".
– Что вам надо, товарищ Юдин?
– Я хотел бы взять у вас интервью, как вам понравилось метро.
– Записывайте: метро понравилось. Московское метро лучшее в мире. Сталин.
– Спасибо, товарищ Сталин.
– До свиданья, товарищ Юдин.
Когда об этом интервью узнал главный редактор, он растерялся: печатать страшно – вдруг Юдин врет, не печатать – нельзя: вдруг это действительно слова Сталина. Редактор неистовствовал:
– Ты мне добудь подтверждение, подпись, не то уволю!
Тогда Юдин, улучив момент, снова позвонил Сталину.
– Меня увольняют – не верят.
– Скажите, что я не велел вас увольнять.
Юдина не уволили, и он пересидел в газете не только этого редактора, но еще шестерых.

Из академиков в уголовники и обратно
В 1935 году Сталин дал следователю Молчанову указание, чтобы физик академик Абрам Федорович Иоффе фигурировал в показаниях по процессу об оппозиции. А когда ему доложили, что арестованный Федотов дал показания на Иоффе, Сталин сказал Молчанову: "Вычеркните Иоффе. Он еще может нам понадобиться".
Сталинская власть была замечательна тем, что за пять минут могла из кого угодно сделать кого угодно.

История моего отца
Мой отец – Борис Семенович Борев вместе с моей матерью участвовал в гражданской войне, потом учился. В начале 30-х годов заведовал кафедрой философии в Харьковском университете, работал профессором ВУАМЛИНа (Всеукраинская ассоциация марксистско-ленинских научных институтов), главным редактором Партиздата Украины. Директором этого издательства была Мария Демченко – жена будущего первого секретаря Киевского обкома, в подчинении у которого некоторое время работал Хрущев и который затем станет наркомом заготовок СССР и погибнет в 37-году.
Поздней осенью 1934-го года отец отдыхал в Крыму. В столовой санатория за соседним столиком сидел Бухарин и его молодая жена.
Однажды утром Бухарин открыл газету, прочел какое-то сообщение и побледнел. Он что-то сказал жене, и они ушли не завтракая и в тот же день уехали из санатория. Газета писала об убийстве Кирова.
Вернувшись в Харьков, отец узнал, что в числе 32-х других профессоров он исключен из партии и все исключенные, кроме него и профессора Козаченко, также отсутствовавшего, уже расстреляны.
Когда отец шел по университету, от него шарахались, как от выходца с того света. Некоторые боялись с ним здороваться, чтобы не оказаться его "сообщниками". Кто-то простодушно спросил: "Борыс! Хиба тэбэ нэ зныщилы?" – "Как видишь, пока не уничтожили!" – ответил отец. Его исключили из партии, как русского шовиниста: читал лекции на русском языке. Его коллег исключили за украинский национализм: читали лекции на украинском. Кроме того, отца обвинили в том, что он – ученик "украинского националиста", известного философа, академика Владимира Юринца, незадолго до этого арестованного. Отец поехал в ЦК партии Украины обжаловать решение об исключении (столицу только что перевели из Харькова в Киев). Те, кому он звонил, надеясь на помощь, не отважились его принять. Только завотделом пропаганды ЦК КП(б) Украины Килерог (псевдоним-перевертыш настоящей фамилии – Горелик) предложил прийти после рабочего дня.
Горелик сказал отцу:
– В Харьков не возвращайся, даже не заезжай домой, затеряйся в каком-нибудь маленьком городке и начинай жить сначала. Не мельтешись. Не добивайся восстановления. Сейчас в связи с делом Кирова пойдет большая волна. Многих она накроет.
– А как же ты?
– Я останусь до конца, буду стараться помогать людям.
Человек, спасший отца, вскоре погиб.
Я, сестра и мать остались одни. Отец уехал, но не в маленький городок, где он был бы как на ладони, а в Москву. Он сменил профессию философа на профессию юриста – благо было второе образование – и начал с нуля. Однако жизнь выталкивала его наверх, и скоро он был уже заместителем главного арбитра в Московском областном Госарбитраже. Осенью 36-го мы переехали к нему. Не зная за собой никакой вины, отец жил в страхе. По настоянию матери он ради безопасности семьи сжег остававшиеся у него авторские экземпляры двух его книг по философии, изданных еще в прежней, харьковской жизни. Многое из судьбы отца я узнал лишь после XX съезда: отец берег мое сознание, боясь ввергнуть меня в катастрофический конфликт с официальной точкой зрения.

Вопрос на засыпку
В конце 30-х годов во время заключительного приема по поводу окончания декады искусства одной из среднеазиатских республик Сталин вышел на балкон в Большом зале Кремля и сказал: "Вот вы славословили Ленина, а когда он умер – забыли его. Теперь вы славословите меня, а когда я умру – забудете меня".
Воцарилось молчание. Хлопать – неуместно. Опровергать – тоже, ведь для этого нужно было признать, что Сталин все-таки умрет.

Сопротивление культу личности
Галина Серебрякова рассказывала, как в бытность ее женой наркома финансов Сокольникова у них однажды собрались гости. Это были крупные военные и партийные деятели того времени.
Мужчины удалились в кабинет хозяина. Курили и разговаривали. Когда Серебрякова вошла в кабинет, неся кофе, она услышала реплику Алеши Сванидзе, брата первой жены Сталина:
– Коба зарвался, надо его ликвидировать.
Неясно, было ли это на самом деле или этот эпизод возник в сознании Серебряковой после ареста, во время суровых допросов, по требованию следователей.

Вождь учится говорить
Майя Владимировна Зарва – преподаватель русского языка МГУ – готовила Сталина к выступлениям на XVIII и XIX съездах, никогда не видя вождя. Делалось это так. За Зарвой неожиданно приезжали и увозили невесть куда и невесть на сколько. В помещении стояли три магнитофона. На одном была записана речь Сталина. На другом – всякая фраза, требующая исправления, записывалась в исполнении Майи Владимировны. На третьем все это фиксировалось вместе и отсылалось Сталину. При этом произношение и ударения Зарвой еще кем-то проверялись, и иногда ее поправляли, ей делалось внушение за то, что ее поправка речи вождя была неточна. Сталин внимательно перерабатывал неправильно произнесенные фразы, но не всегда это ему давалось сразу. Поэтому преподавателю приходилось повторять одну и ту же фразу два-три раза.

Регламент
До войны нарком сельского хозяйства Украины был вызван в Москву на Политбюро доложить о каком-то сложном вопросе. Он спросил:
– Как я должен докладывать: коротко или подробно?
Сталин ответил:
– Как хотите. Можете коротко, можете подробно, но регламент ваш три минуты.

Свадьба с генералом
Несколько преданий по-разному варьируют один и тот же сюжет, вероятно, повторявшийся в судьбе разных людей. Один из крупных работников женится на красивой молодой девушке. Свадьба проходит весело и пышно. Присутствует Сталин. Это больше, чем свадьба с генералом, молодые и гости выражают вождю высшие знаки внимания и почета. Он весел, произносит щедрые слова, поднимает прекрасные тосты за жениха и невесту. Часа в два ночи веселье кончается, гости расходятся, покидает гостеприимный дом и Сталин, говоря добрые прощальные слова и последние поздравления.
Супруги остаются одни. Среди ночи, часа через полтора-два после ухода Сталина раздается громкий стук в дверь, входят люди в военной форме. Обыск, арест молодого мужа.

Душегуб-жизнелюб
В конце 20-х – в начале 30-х годов художник Кацман писал портреты Сталина и Ворошилова, был обласкан их вниманием и стал их доверенным человеком. Его приглашали на загородную дачу, где устраивались оргии. Там было нечто вроде римских терм, где нагие вакханки приносили яства и возлежали рядом с вельможами. Впрочем, были и отличия от Рима, выдающие северную топографию действа и паханский вкус ее главного организатора: над помещением "термы" висел большой моржовый фаллос. Видимо, людоед был большим жизнелюбом. Кацман глухо рассказал об этом Федорову-Давыдову. Тот, в свою очередь, еще более глухо упомянул об этом кому-то. Последний сообщил Куда Надо. Федорова-Давыдова на время выслали в Ярославль, а Кацмана отлучили от доверия.
Мягкость наказания объясняется ранней датой события и тем, о чем поведал Кацман: "Ворошилов обругал меня: мы тебе доверяли, мы тебя приблизили, а ты оказался болтун и дерьмо. Ты пренебрег доверием! Скажи спасибо, я тебя спас от гнева Сталина. Но смотри, если будешь болтать…"

Личная жизнь вождя
Во второй половине 30-х годов сестра Кагановича какое-то время была на положении полужены Сталина. Ее карточка в правительственной поликлинике лежала в ящичке семьи вождя.
Существует и другое предание о личной жизни Сталина. Ему приводили молодых девушек. Родителям сообщали, что их дочь погибла при выполнении важного задания. Подобные секс-истории о Берия ныне известны документально, что придает некоторую вероятность этому преданию.

Сталин и художественная культура

Мудрое решение
У Сталина спросили:
– Что делать с писателем N? Его обвиняют в троцкизме. Однако имеются доказательства его невиновности. Как решить проблему?
Сталин ответил:
– Есть человек – есть проблема. Нет человека – нет проблемы.

Охранная грамота
Художник Сарьян рассказывал, что, принимая в Москве армянскую делегацию, Сталин спрашивал о поэте Чаренце и говорил, что его не нужно трогать. А через несколько месяцев Чаренц был арестован и убит.

Организация поддержки
Сталин пригласил поэта Николая Асеева в Кремль. Когда тот пришел, завел разговор о поэзии и даже прочитал отрывок какого- то стихотворения на французском языке. Премии еще не были объявлены, тем не менее Сталин сказал:
– Поздравляю вас, товарищ Асеев, с премией, которую они называют Сталинской, за поэму "Маяковский начинается".
Великодушно приняв благодарность, Сталин продолжил:
– Мы живем в бедной крестьянской стране. У нас прошла коллективизация. Один молодой поэт, стихи которого вам, наверное, не понравятся, написал поэму "Страна Муравия". Я очень прошу вас поддержать эту поэму и написать на нее рецензию.
Асеев согласился. Как только он пришел домой, ему позвонил Мехлис:
– Я слышал, что вы хотите написать рецензию на поэму Твардовского. "Правда" готова предоставить вам свои страницы. Мы ждем рецензию.

Без них было бы спокойнее
Мариэтта Шагинян в 1937 году говорила о "гнилых интеллигентах": "Посадили несколько человек, а они подняли крик".

Двадцатая ступенька
1937 год. Двадцатая годовщина революции. Арестовали Осю – брата Льва Кассиля – автора "Кондуита и Швамбрании", работавшего в "Известиях". Сразу же вызывает его приятель – ответственный секретарь редакции и спрашивает:
– Лева, есть у тебя удостоверение?
– Есть.
– Покажи.
Приятель берет удостоверение и бросает в стол.
– К сожалению, ты уволен.
Со дня на день писатель ждал ареста. На всякий случай приготовил вещи. Сидел дома и считал ступени. От входа до его квартиры девятнадцать. Как только за дверью слышен шаг на двадцатую ступеньку – значит мимо. От нервного напряжения стали выпадать волосы. Телефон молчал: знакомые и приятели боялись звонить.
Однажды вдруг раздался звонок:
– Лева, поздравляю, тебя наградили орденом "Знак Почета".
Кассиль возмутился:
– Нашел время шутить.
С досадой бросил трубку.
Вскоре раздался новый звонок. Опять поздравление. Потом позвонили из Союза писателей и пригласили на митинг по поводу награждения группы писателей орденами.
Фадеев рассказал, что Сталин просмотрел список писателей, представленных к награждению, и спросил:
– А где тот молодой писатель, который в 1932 году на встрече у Горького лезгинку танцевал?
Фадеев воскликнул:
– А, Лев Кассиль! Он пишет.
– Почему его нет среди награжденных?
– У него брат арестован, товарищ Сталин.
– Товарищ Фадеев, Союз писателей создавали, чтобы вы защищали писателей от нас, а нам приходится защищать интересы писателей от вас.

Старичок, испугавший Сталина
Был прием по случаю окончания декады таджикского искусства. Присутствовали Сталин, члены таджикского правительства, деятели искусства и литературы. Сталин встал и предложил тост:
– За великий таджикский народ, за его замечательное искусство, искусство Хайяма и Рудаки, Фирдоуси и…
Тут сидевший в конце стола маленький тщедушный старичок закричал:
– Бираф! Старый литературоведение капут!
На минуту все в ужасе замерли. Но Сталин сделал вид, что ничего не произошло, и начал тост снова:
– За замечательное таджикское искусство Хайяма и Рудаки, Фирдоуси и Джами…
Старичок снова закричал с другого конца стола:
– Бираф! Старый литературоведение капут!
Снова все в ужасе замерли. Старичок же вскочил и решительно направился к Сталину. Тот в страхе попятился, а потом полез под стол.
Тут же два молодых человека в штатском скрутили старичка. Сталин вылез из-под стола, сделав вид, что искал там трубку, и вновь спокойно расположился в своем кресле. Он обратился к секретарю ЦК Таджикистана Гусейнову, сидевшему около него, за разъяснением, что означают эти неорганизованные выкрики и кто такой этот агрессивный старичок. Гусейнов разъяснил:
– Старик этот известный писатель и литературовед Садриддин Айни. Он кричал: "Браво! Старому литературоведению пришел конец!"
Айни много лет утверждал, что Фирдоуси таджикский поэт и спорил об этом со сторонниками старых литературоведческих школ. Теперь он приветствует высказывание Сталина о принадлежности Фирдоуси к таджикской литературе.
Сталин вышел из-за стола и при напряженном молчании присутствующих приблизился к все еще скрученному аксакалу. По знаку бровей вождя старичка отпустили, Сталин у него спросил: "Вы кто?"
Аксакал подобострастно склонился перед Сталиным, как перед падишахом, и сказал, что он недостойный Садриддин Айни. Сталин, уже получивший необходимую справку, спросил: "Айни – это псевдоним, а как ваша настоящая фамилия?" Айни сказал: "Садриддин Саид-Мурадзода". Тогда Сталин протянул ему руку и сказал: "Будем знакомы, Джугашвили".

Гомер воспевает Сталина
В Махачкалу в 36 году приехала бригада поэтов (Петровский и другие) переводить песни лезгинского поэта Сулеймана Стальского, которого восторженный и великодушный Горький назвал Гомером XX века. Вышел неграмотный старик, заиграл на струнном инструменте и запел песню о Сталине. Переводчики попросили рассказать, о чем идет речь. Им изложили содержание стихотворного текста:

О Сталин, ты – падишах падишахов.
Ты – султан султанов.
Ты – царь царей.
Ты – выше белого царя….

Сначала переводчики остолбенели, а потом обвыклись и перевели:

О Сталин, ты солнце народов,
Ты вершина гор…
и т. д.

"Жирные пальцы"
В стихах Осипа Мандельштама о Сталине их герою показалось особенно оскорбительным упоминание о "широкой груди осетина" (он причислял себя к грузинам) и о пальцах, которые, "как черви, жирны". "Жирные пальцы" не только стоили жизни Мандельштаму, но и дорого обошлись Демьяну Бедному. Сей пролетарский писатель в начале 20-х годов жил в почете в Кремле и был большим библиофилом. Живший рядом Сталин брал у него книги и всегда возвращал с отпечатками пальцев на страницах.
Библиофильская душа Бедного этого не выдержала, и он поделился с кем-то своим возмущением. Сталин узнал об этих высказываниях и, войдя в силу, выселил Бедного из Кремля. Поэта проработали за поэму "Богатыри" и долгое время не печатали.
За Бедным была установлена слежка. Однажды он сидел в ресторане с женщиной, за которой ухаживал. К нему подсел соглядатай, и поэт дерзко передал ему салфетку, на которой написал:

Никуда не убегу:
У меня одышка.
Эту бабу…..
…. – и крышка!

Салфетка пополнила досье Бедного.

Простое решение конфликта
Мандельштам был убежден, что он – поэт, живущий, как божия птица, вольно и впроголодь, – имеет право брать у всех все, что ему нужно. Однажды он взял взаймы деньги у прозаика Бродского. Через некоторое время заимодатель грубо, в оскорбительной для Мандельштама и его жены форме стал требовать деньги. Произошла ссора. Чтобы ликвидировать инцидент, был назначен товарищеский суд под председательством Алексея Толстого, о котором в 30-х годах говорили, что в его жилах течет половина графской и половина свинской крови. Когда я пишу эти слова, во мне все протестует против столь резкой и несправедливой оценки. Однако в предании прозвучала такая характеристика и я не считаю себя вправе быть ее цензором. Суд решил, что Мандельштам неправ, присудил его к возвращению долга и вынес общественное порицание. Тогда разгоряченный поэт встал, подошел к Толстому и со словами: "А это вам за ваш Шемякин суд", – дал ему пощечину. Толстой пожаловался в инстанции. Вскоре Мандельштама посадили.
Однако несправедливо было бы винить в этом Толстого. У Мандельштама было "прегрешение" более опасное – стихи против Сталина. Молва же (нарушая логический закон: после не значит "по причине") связывала арест Мандельштама с эпизодом его протеста против "Шемякина суда".

Погиб поэт
В 32-м году Мандельштам написал стихотворение о Сталине. О нем знали человек десять ближайших друзей.

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны.
А где хватит на пол-разговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей,
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подковы, кует за указом указ –
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него, то малина
И широкая грудь осетина.

Мандельштам был арестован. Перед этим он дал пощечину Толстому. Тот пожаловался Горькому. Горький возмущался: "Мы не допустим, чтобы били русских писателей". Никто не знал, за что посадили Мандельштама. Бухарин заступался за него, пока Ягода не показал ему стихи. После этого Бухарин перестал принимать родственников Мандельштама. Давая указание об аресте поэта, Сталин написал резолюцию: "Изолировать, но сохранить". О Мандельштаме долго хлопотал Пастернак. В разгар репрессий Пастернаку позвонил Сталин:
– Товарищ Пастернак, хороший ли поэт Мандельштам?
Не соотнеся свой ответ с драматической ситуацией, в которой находился Мандельштам, и опасаясь подозрения в знакомстве со стихотворением о Сталине, Пастернак стал путано рассуждать о достоинствах и недостатках поэзии Мандельштама.
– А как идут дела у поэта Мандельштама?
– Он сослан. Я хлопотал, но безуспешно.
– А почему вы не обратились ко мне? Я к своим друзьям отношусь лучше: если бы мой друг был в таком положении, я бы на стену лез.
– Но что же мне делать?
– Ну ничего, с Мандельштамом теперь все будет хорошо.
– Спасибо, Иосиф Виссарионович, я бы хотел с вами встретиться и поговорить.
– О чем?
– О жизни и смерти.
Сталин не ответил. В трубке раздались гудки отбоя. Пастернак, решив, что его разъединили, дозвонился до секретариата Сталина.
Ему ответили:
– Вас не разъединили. Товарищ Сталин повесил трубку.
После первого ареста Мандельштам был освобожден. Он был напуган и написал оду в честь Сталина. Возможно, для этого его и освобождали. Вскоре его посадили снова, и он погиб в лагере. Это предание было записано мной в середине 50-х годов по многочисленным рассказам, ходившим тогда в писательской среде.
Интересно, что сегодня, когда можно сличить предание с мемуарами Надежды Яковлевны Мандельштам, выясняется очень высокая степень совпадения в изложении фактов, даваемых этими двумя источниками. Стихи о Сталине были мною записаны с большим количеством отклонений от авторского текста (сейчас приведены в соответствие с ним).

Сообщение о смерти
В Союзе писателей шло заседание. Пушкиновед Илья Фейнберг стал шептать переводчику Румеру:
– Говорят, в лагере умер Мандельштам.
Румер довольно громко сказал:
– Не шепчите. Он ничего противозаконного не сделал.

Переводчик
Борис Пастернак не вписывался в литературный процесс сталинского времени. То, что при этом он не был арестован, предание объясняет тем, что в дореволюционное время (году в 1913) он якобы издал сборник переводов грузинских поэтов, где были опубликованы и переводы стихов молодого Сосо Джугашвили. Когда Сталину предложили в 30-х годах переиздать эти переводы, он отказался. Это предание – попытка упрощенно объяснить отсутствие традиционного финала в традиционном противоборстве тирана и поэта. Парадокс Пастернака в том, что он выжил в сталинскую эпоху и был надломлен и погиб в хрущевскую. Сравнивая эти эпохи, поэт говорил: "Раньше нами правил маньяк и убийца, а теперь невежда и свинья".

Тиран и небожитель
Генеральный секретарь Союза писателей Владимир Петрович Ставский привез Пастернаку письмо, приветствующее расстрел маршала Тухачевского. Пастернак поставить свою подпись отказался.
Но на следующий день оно было напечатано в "Правде", и подпись Пастернака под ним стояла. Пастернак обратился к Сталину и объяснил, что он воспитывался в духе толстовских традиций, поэтому быть кому-либо судьей не может. Сталин по этому поводу сказал: "Не трогайте этого небожителя, этого блаженного".

Хлеб, колхоз и Пастернак
В середине 30-х годов Сталин спросил у Фадеева, что делает поэт Пастернак.
– Пишет стихи, – простодушно ответил Фадеев.
– Это хорошо, – сказал Сталин, помолчал и добавил: – Почему бы поэту Пастернаку не написать поэму о колхозе? Нужно воспеть нашего труженика, добывающего хлеб.
– Хорошо, товарищ Сталин. Я поговорю с Пастернаком, и он воспоет труженика.
– Создайте условия. Пошлите Пастернака в творческую командировку в колхоз. Пусть там поэт изучит жизнь.
– Хорошо, товарищ Сталин, Пастернаку будет очень полезно изучить жизнь, особенно в колхозе.
Фадеев тут же сообщил Пастернаку пожелание товарища Сталина.
Пастернак был смущен, но вежливо согласился с предложением.
Однако в командировку не поехал и писать ничего не стал.
Вскоре Сталин, памятливый на задания, вновь спросил, что делает поэт Пастернак. Фадеев снова ответил: пишет стихи. Сталин поинтересовался стихами о колхозе.
– Пока не написал, – искренне признался Фадеев.
– Это жаль, – сокрушался Сталин, – такая хорошая и важная тема.
– Да, – согласился Фадеев. – Я ему напомню.
– Напомните и дайте ему командировку в колхоз, чтобы изучил жизнь.
– Хорошо, товарищ Сталин, пусть изучает жизнь. Пастернак получил командировку в колхоз, но никуда не поехал.
Когда в третий раз Сталин спросил у Фадеева, что делает поэт Пастернак и услышал в ответ, что тот так и не написал поэмы о колхозе, он очень рассердился:
– Мы просим Пастернака показать, как наши труженики добывают хлеб, а он не хочет. Ну что же, давайте немножко урежем хлеб у поэта Пастернака, раз его не интересует, как этот хлеб добывают.
И Пастернака перестали печатать. Он стал жить переводами.

Могущественный недруг
Фадеев приехал в Грузию на празднование юбилея Шота Руставели. В президиуме появился Берия, которого аудитория встретила овацией. В течение вечера Берия намеренно несколько раз выходил и входил вновь, и всякий раз его появление вызывало бурные аплодисменты. Вернувшись в Москву, Фадеев сказал Сталину: это было празднование не поэта Шота Руставели, а восточного князя Лаврентия Берия. Сталин вызвал Берия и спросил: "Слушай, Берия, не слишком ли много вождей у советского народа в Грузии?"
С тех пор у Фадеева появился могущественный недруг.
Став членом Политбюро и наркомом внутренних дел, Берия несколько раз пытался посадить Фадеева, однако Сталин препятствовал этому. Трижды Берия устраивал покушения на Фадеева.
Одно из них было в Переделкино: грузовик сшиб машину Фадеева в кювет. Однако Фадеев остался жив.

Ревность, подозрительность и тщеславие
Панферов рассказывал, что однажды по приглашению Сталина он прибыл в его приемную. Сидит, ждет. Вылетает из кабинета Сталина взволнованный Шолохов.
– Что там, Михаил Александрович?
– А!.. – раздосадовано махнул рукой Шолохов и пошел из приемной.
Вызывают Панферова, он входит в кабинет. Сталин сидит один. Панферова сажает напротив, долго возится с трубкой, потом целую минуту или даже две пристально смотрит на Панферова и наконец спрашивает:
– Товарищ Панферов, как вы относитесь к товарищу Сталину? Любите ли вы товарища Сталина? – и пристально смотрит в глаза.
Панферов объясняет:
– Я люблю партию, народ, а их лучшим воплощением является товарищ Сталин, поэтому я люблю товарища Сталина.
Сталин встает, ходит, курит. Неожиданно останавливается рядом с Панферовым и спрашивает в упор:
– Как вы относитесь к Яковлеву? Что вы думаете о нем?
– Раз Яковлев арестован, значит, виноват перед партией и народом, но ко мне Яковлев относился хорошо, никогда не обижал и даже похвалил мои "Бруски".
– Похвалил… Мы ему сказали наше мнение – и он похвалил. Похвалил… Наше это было мнение, а не его.
Опять ходит, курит. Неожиданно останавливается и спрашивает, как на допросе:
– А каковы ваши отношения с Варейкисом? (Иосиф Михайлович Варейкис – секретарь одного из обкомов – был расстрелян, а о нем много писалось в первых частях "Брусков".) Почему вы в своем творчестве так много внимания уделяете Варейкису? Вы его любите?
Панферов начал сбивчиво оправдываться. Сталин, не дослушав, перебивает:
– Варейкис тебя вербовал?
Панферов теряется от такого странного и опасного вопроса. Он понимает, что любой ординарный ответ грозит смертью. Говорит, истово перекрестившись:
– Ей-богу, нет, не вербовал.
Ответ произвел на семинарскую душу Сталина впечатление, и он сказал:
– Правильно, Варейкис знал, кого надо вербовать.
Панферов понял, что Сталин "ревновал" и тщеславно хотел, чтобы в произведениях Панферова было написано о нем, а не о Варейкисе. В последних частях "Брусков" Панферов уделил Сталину необходимое внимание.

Взаимопонимание
Банкет в Кремле. Сталин прохаживается вдоль праздничного стола, попыхивая трубкой. Длинный величальный тост в честь Сталина произносит Алексей Толстой. Он говорит долго, употребляя все более и более превосходные степени и все более высокие эпитеты. Сталин ходит, слушает, потом останавливается около Толстого, хлопает его по плечу:
– Хватит стараться, граф.

Ковер и вдохновение
В 30-х годах Алексей Толстой посетил ВСХВ (Всесоюзную сельскохозяйственную выставку – ныне ВДНХ). В павильоне Узбекистана он долго стоял перед роскошным ковром. Его десять лет вручную ткали несколько десятков мастериц. Это было чудо коврового искусства. Писатель пошел к директору павильона и попросил продать ему этот ковер. Директор ответил, что при всем величайшем уважении к знаменитому литератору это невозможно, ведь ковер – народное достояние и музейная редкость.
Вернувшись домой, Толстой так затосковал по ковру, что решился позвонить Сталину и рассказал о своей работе над романом "Хлеб", над образом товарища Сталина. Затем Толстой пожаловался, что работа идет не всегда хорошо, так как он лишен уюта, который может создать приглянувшийся ему ковер. Однако, к сожалению, его нельзя купить.
"Ничего, – ответил Сталин, – мы постараемся помочь вашему творческому процессу, раз вы поднимаете такие актуальные и трудные темы. Ваш "Хлеб" нужен нам, как хлеб насущный. Вам не следует беспокоиться. Работайте".
К вечеру на квартиру к Толстому на двух грузовиках привезли сказочно богатый ковер. Эта сталинская забота вдохновила писателя и вскоре он опубликовал роман "Хлеб", в котором Сталин восхваляется как спаситель России и революции от белогвардейцев, от голода и других напастей.

Не тот критик критикует не того, кого нужно
Сталин не любил заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП (б) Алексея Ивановича Стецкого. Стецкий обратился к Сталину с просьбой повлиять на Шолохова, чтобы тот изменил акценты в образе Григория Мелехова. Сталин с демагогическим простодушием ответил вполне верной (однако множество раз им нарушавшейся) формулировкой: "Нельзя вмешиваться в творческий процесс художника. Нельзя ему диктовать что-либо".

Одобренный ответ на критику
Однажды в компании Стецкий стал критиковать Шолохова за то, что его главный герой Мелехов – настоящая контра. И многое в том же духе. Потом он сказал:
– Ты, Шолохов, не отмалчивайся.
Шолохов спросил:
– Ответить вам как члену ЦК или лично?
– Лично.
Шолохов подошел к Стецкому и дал ему пощечину. На следующий день Шолохову позвонил Поскребышев.
– Товарища Сталина интересует, правда ли, что вы ответили на критику Стецкого пощечиной?
– Правда.
– Товарищ Сталин считает, что вы поступили правильно.

Хождения над пропастью
В 1938 году секретари Ростовского обкома и все областное руководство были арестованы. Секретарю обкома комсомола (по другой версии, начальнику НКВД) удалось бежать.
Через донские плавни он добрался до Шолохова и предупредил его о грозящем ему аресте. Шолохов срочно уехал в столицу. Поселившись в гостинице "Москва", он отправил Сталину письмо о том, что его хотят арестовать, а он не виноват, как не виноваты уже арестованные ростовские руководители. Не дожидаясь ответа, Шолохов стал звонить в секретариат Сталина. Вскоре ему самому позвонили оттуда и пригласили приехать. Шолохов выразил удивление по поводу того, что его разыскали. В ответ самодовольно усмехнулись: когда надо – всегда найдем.
Письмо Шолохова было вынесено на рассмотрение Политбюро. За день до этого заседания Шолохов обедал с Фадеевым и попросил его о заступничестве, Фадеев отказался.
Началось заседание. Все сидели, а Сталин ходил, попыхивал трубкой и говорил о поджогах и бесчинствах на Дону, и получалось, что и Шолохов в этом виноват. Писатель не сводил со Сталина глаз, пытаясь прочесть на его лице свою судьбу. Наконец Сталин сказал:
– Человек с такими глазами не может быть нашим врагом. Товарищ Шолохов, как вы могли подумать, что партия даст вас в обиду?
Шолохов был спасен и обласкан. Из тюрьмы в Кремль доставили ростовских руководителей. В ходе заседания они были признаны невиновными и получили назначения в Москве, однако по просьбе Шолохова им разрешили вернуться в Ростов. Фадеев же не мог себе простить отказа Шолохову в помощи.

Надпись на книге
Шолохов послал в подарок Сталину книгу, надписав ее: "Товарищу Сталину – М. Шолохов". Ему позвонил разгневанный Поскребышев и сказал, что товарищу Сталину книгу с такой надписью не передаст.
– А что же я должен написать?! "С кирпичным пролетарским приветом"? – обиженно ответил Шолохов.

Предусмотрительность
Во время поездки в Лондон в 1935 году Шолохов был в гостях у баронессы Будберг, урожденной Закревской, пользовавшейся вниманием многих знаменитых людей. У баронессы Шолохов забыл свою любимую трубку. Спохватившись утром, он запросил хозяйку, но ответа не последовало. Только по возвращении на родину Шолохов получил уведомление, что баронесса хочет навестить писателя в Вешенской и вернуть ему трубку. Однако эта встреча не состоялась, и трубка была переслана по почте. Вскоре Сталин пригласил Шолохова на Политбюро (пусть, мол, знаменитый литератор посмотрит, как решаются у нас народно-хозяйственные вопросы).
На заседании Шолохов не столько слушал, что говорят руко водители, сколько со страхом гадал, зачем его пригласили. Когда все разошлись, писатель, оказавшийся рядом со Сталиным и Молотовым, услышал вопрос:
– Кто такая баронесса Будберг, которая просит разрешения посетить СССР? Следует ли давать ей разрешение?
Молотов ответил:
– Думаю, что не следует, так как Будберг франко-англо-немецкая шпионка.
На этом эпизод с трубкой и баронессой закончился. Стало ясно, зачем Сталин пригласил Шолохова на Политбюро: вождь любил держать людей в страхе и зависимости и намекнул писателю, что его связи со "шпионкой" известны.

Личный вкус как эстетический закон
Сталин посмотрел фильм 'Три подруги" и сказал о прекрасной актрисе Жеймо:
– Почему в фильме играет эта карлица? Что она здесь делает? Что, у нас полноценных артисток нет?
Жеймо исчезла с экрана.
Увидев на экране Ладынину, Сталин сказал:
– Вот это настоящий тип русской женщины.

Живость восприятия
Сталин много раз с удовольствием смотрел фильм "Волга-Волга". Когда развитие действия доходило до определенной точки, он восторженно предсказывал:
– Сейчас она будет падать за борт!
Такое непосредственное эмоциональное восприятие было характерно для Сталина. Когда показывали "Юность Максима", он кричал:
– Наташа, куда же ты идешь! Туда нельзя! Ну разве так конспирируются!
Так же он переживал ковбойские фильмы. Когда пуля просвистела над головой героя, вождь воскликнул:
– Черт возьми, еще немножко, и попало бы! Чуть-чуть не хватило!

Жалобы родственников
Сергей Юткевич рассказывал, что Сталин спасал кино режиссеров от родственников исторических персонажей. Так, создателей фильма "Чапаев" братьев Васильевых донимали родственники Чапаева. Довженко – постановщика фильма о Щорсе – преследовали родные этого героя гражданской войны.
На Юткевича пожаловались близкие Свердлова: мол, образ этого революционера в фильме искажен. Сталин написал на жалобе резолюцию: "На усмотрение режиссера. И. Сталин".

Свидетельства очевидцев
После создания фильма "Чапаев" критик Херсонский писал, что лента плоха, так как в ней мелкобытовое заслоняет героически эпохальное. Соратники Чапаева и члены его семьи тоже высказались неодобрительно: все было не так, Чапаев не похож на себя. Для фильма сложилась безысходная ситуация. Наконец его показали Сталину, передав мнение соратников и родственников Чапаева. Сталин походил, помолчал, попыхтел трубкой и сказал примечательные слова, выявляющие его эстетическую программу "жизненной правды":
– Лгут, как очевидцы.

Слабонервных не приглашать
На правительственный просмотр фильма "Юность Максима" по традиции пригласили режиссеров Григория Михайловича Козинцева и Леонида Захаровича Трауберга. Однако Трауберг не смог прийти из-за болезни. Картина Сталину понравилась, но прежде чем похвалить ее, он высказал некоторые замечания.
После второго замечания присутствующий кинорежиссер упал в обморок и его унесли. У художников слабые нервы, – решил Сталин и изменил традицию: режиссеров перестали приглашать на просмотры.
Показ фильмов вменили в обязанность председателю Комитета по делам кинематографии Большакову. Он выслушивал замечания и соображения Сталина, а потом пересказывал их авторам фильмов.

Милостивое разрешение
В середине 30-х годов Сталин, собрав некоторых видных театральных и кинематографических деятелей (в их числе были Н. Погодин и М. Ромм), сказал, что не надо бояться показывать на сцене и на экране товарища Ленина и товарища Сталина.
После этого и появились фильмы и пьесы "Человек с ружьем", "Кремлевские куранты", "Ленин в 18 году", "Ленин в Октябре".

Совместитель
В 1936 году Сталин назначил взлелеянного им Генерального прокурора СССР Вышинского по совместительству с палачеством еще и генеральным надсмотрщиком над культурой.
В одном из докладов Вышинский высмеял кинорежиссера Пырьева и назвал его сумасшедшим за то, что Пырьев сказал, что на наших съемочных площадках нервозная обстановка.
– Так не потому ли, что сам Пырьев не в себе? – рассуждал Вышинский по логике трамвайной перебранки: "сам дурак".

Разрешение трудностей
Перед Всесоюзным слетом физкультурников Ласкина и еще одного ответственного работника кинохроники ночью вызвали в Кремль. В зале были Сталин, Молотов, Каганович и другие руководители. Сталин спросил, ужинали ли они.
– Спасибо, мы не голодны, – сказали оба.
Сталин настаивал: не стесняйтесь и не обманывайте. Из двери тотчас появились две официантки и принесли на подносах бутерброды и чай.
Давясь от неловкости, кинохроникеры жевали бутерброды и пили чай. Когда они закончили, Сталин спросил: "Что надо сделать, чтобы улучшить вашу работу?"
Осмелев, один из кинохроникеров сказал: трудно с билетами на поезд, а постоянно нужно отправлять операторов в командировки.
– А вы попросите товарища Кагановича – у него на транспорте большие связи.
Каганович сказал:
– Кинохронике во всех кассах будет оставляться броня на 10 билетов.
– Спасибо.
– Так, один вопрос решили. (Сталин загнул палец.) Еще какие трудности?
– Нужен хотя бы один аппарат звукозаписи. Обращались к товарищу Большакову, он давно обещал выделить 5000 рублей.
– А мы попросим нашего наркома финансов дать вам деньги на десять звукозаписывающих аппаратов.
Нарком финансов подобострастно подтвердил, что такие деньги будут выделены. Сталин загнул второй палец и спросил:
– Еще какие трудности?
– Не можем достать автомобилей для съемки с движения.
– В городе Горьком есть автозавод имени Молотова. Попросим товарища Молотова достать нам по знакомству десять машин.
Молотов поспешно заверил, что автомашины будут. Сталин загнул третий палец.
– Какие еще трудности? Больше нет? Тогда идите и работайте.
Желаю успехов.

Телефонный разговор
В кабинете раздался телефонный звонок.
– Алло.
– Директора театра мне.
– Я вас слушаю. Кто это говорит?
– Сталин.
Из трубки гудки "занято". Сталина опять соединяют с театром, отвечает секретарша директора:
– Алло.
– Мне директора. Почему он вешает трубку?
– Директор умер минуту назад от разрыва сердца…

Нарушитель
Леонид Утесов рассказывал мне. Выход на экраны фильма "Веселые ребята" сопровождался хвалебными рецензиями в "Правде" и "Известиях". Накануне публикации в эти газеты позвонил заинтересованный кинорежиссер и сказал: не указывайте фамилию актера, игравшего роль Кости-пастуха, так как этот актер пытался бежать за рубеж, нарушил границу и был пойман. И в "Правде", и в "Известиях" исполнитель центральной роли Утесов упомянут не был, что в ситуации середины 30-х годов прямо компрометировало его не только в профессиональном, но и в политическом отношении и породило множество слухов.
Вскоре Утесов случайно встретился в Сочи с Поскребышевым и на его вопрос: "Куда вы пытались бежать?" – ответил, что это нелепый слух, а затем обратился с просьбой погасить этот слух к редактору "Правды" Льву Захаровичу Мехлису. Газета опубликовала статью о музыкальных комедиях, где положительно упоминался Утесов и была дана сноска: мол, сплетни об этом известном артисте не имеют под собой никаких оснований. Однако в те годы даже столь внушительное опровержение оказалось недостаточным. Слух считался более достоверным и был авторитетнее официального сообщения.
В 1936 году экипаж Чкалова совершил беспосадочный перелет до острова Удд. В честь героев-летчиков устроили правительственный прием. На него пригласили Утесова с его оркестром. Из их сорокапятиминутного выступления и должен был состоять торжественный концерт.
За кулисами к Утесову подошел Ворошилов и сказал:
– Вы играйте на всю железку, а то тут о вас ходят дурные слухи.
Утесов, естественно, старался. Особый восторг аудитории вызвала весьма сентиментальная песенка с незатейливым сюжетом: ивы смотрят в реку, как мы с тобой когда-то, теперь я без тебя грущу у реки. Этой немудреной песней Сталин был потрясен и аплодировал стоя. Присутствовавшие последовали его примеру.
Эстрада находилась в углу Грановитой палаты. Вдоль стены шел длинный стол, в центре которого сидел Сталин, по обе стороны от него – члены Политбюро, а напротив – Чкалов и его экипаж. В зале стояли столы для гостей, среди которых было много летчиков. Все хлопали, глядя на Сталина, определяя по нему меру рукоплесканий. Так как Сталин хлопал долго и энергично, началась овация. Тогда Утесов повторил песню. Сталин опять встал и долго хлопал, а за ним все остальные. Песня прозвучала в третий раз. Затем к Утесову подошел Ворошилов и попросил его исполнить блатную песню "С одесского кичмана бежали два уркана". Утесов ответил:
– Мне запрещено петь эту песню с эстрады.
– Кем?
– Одним из руководителей Комитета по делам культуры товарищем Млечиным.
– Ничего, пойте, – ответил Ворошилов, – товарищ Сталин вас просит.
Утесов спел. Теперь в восторге были летчики. Они бурно аплодировали, и Сталин их поддержал. Утесов исполнил песню на бис.
Через несколько дней Утесов встретил Млечина и сказал ему:
– Вы знаете, я тут на днях выступал с концертом и спел "С одесского кичмана".
– Как! Я же запретил вам петь эту уголовную пошлятину! Я же предупреждал, что за нарушение закрою вам дорогу на эстраду! Запрещаю вам выступать полгода…
– Товарищ Млечин, меня очень просили спеть эту песню.
– Кто смел просить?! Какое мне дело до этого? Я же вам запретил!
– Меня просил товарищ Сталин. Ему я не мог отказать.
Млечин побелел.
– Что за глупые шутки!
И быстро ушел.

Искусство прикрывать тиранию
Во времена страшные и кровавые на трибуну Мавзолея были приглашены смотреть первомайский парад победители недавнего международного конкурса музыкантов Флиер, Зак и Оборин. Они стояли рядом со Сталиным. Это почти стандартный прием: все диктаторы покровительством искусству и наукам пытались прикрыть кровь и насилие.

Родство душ
Сталин смотрел постановку "Отелло". Главную роль исполнял Остужев. После спектакля руководство театра попыталось узнать мнение вождя об этой работе. Сталин долго молчал, потом сказал: "А этот, как его там, Яго – неплохой организатор".

Любимая песня вождя
Сталин любил "Сулико". В 30-х годах каждый день вся страна пела или слушала эту песню. В 1983 году Зиновий Паперный предлагал слова этой песни сделать эпиграфом к моему собранию исторических анекдотов о Сталине. Предложение не лишено резона. Ведь прекрасные слова этой песни, написанной еще в 1895 году Акакием Церетели, в России 30-х годов XX века звучали весьма в духе вождя: они в меру сентиментальны, в меру жестоки и обращены к могиле:

Я могилу милой искал,
Но ее найти нелегко.
Долго я томился и страдал,
Где же ты, моя Сулико?

Любимый оперный образ
Сталин любил "Пиковую даму" Чайковского. Проблема игры, судьбы игрока-авантюриста, человека, живущего вне нравственности, азартом выигрыша, – была близка Сталину.

Скульптура
Когда в 1937 году Вера Игнатьевна Мухина создала свою группу "Рабочий и колхозница", недоброжелатели скульптора стали писать привычные для того времени доносы: рабочий похож на Троцкого, образ этого проклятого деятеля вырисовывается в складках платья колхозницы и т.д. Вскоре на завод, где создавалась скульптура, приехал Молотов со свитой, а еще через несколько дней – Сталин. Он двадцать минут молча всматривался в скульптуру и, не сказав ни слова, уехал. Однако свое мнение Сталин определил. Вскоре все наветы отпали и скульптура Мухиной была отправлена на Всемирную Парижскую выставку.

Градостроители
Каганович вызвал архитектора Барановского и велел ему снести храм Василия Блаженного: загораживает вход на площадь, затруднен съезд техники во время парадов. Архитектор отказался: площадь превратится в проспект, будет уничтожен великий архитектурный памятник. Добавил, что, если это случится – он покончит с собой. Барановского посадили. Когда жена приходила к нему на свидания, он спрашивал: стоит? И, удостоверившись, что стоит, говорил:
– Тогда я еще поживу.
Другой, более послушный архитектор докладывал на Политбюро план перестройки Красной площади. Для наглядности он пользовался макетом:
– Снимаем ГУМ, выполненный в псевдорусском стиле, и строим здесь трибуны для гостей-зрителей демонстраций и парадов (он снимает с макета ГУМ и ставит трибуну). Снимаем выполненное в стиле псевдорусской готики здание Исторического музея и ставим здесь арку (на макете появляется арка). Снимаем храм Василия Блаженного… (рука архитектора взяла храм за купол и приподняла его).
– Храм поставь на место, – сказал Сталин.
Архитектор испуганно опустил храм, и осталась площадь нетронутой.

Указание выполнено
Сталин проезжал по Москве мимо прекрасной белокаменной церкви Спаса-на-Бору (XV век). Рядом с церковью лежали дрова.
– Безобразие, убрать, – недовольно буркнул Сталин.
Поскольку переспрашивать, что именно убрать, никто не посмел, дрова вывезли, а церковь снесли.

Красные ворота
Группа жителей Москвы, в том числе и искусствоведы, написали письмо, где просили по историческим и художественным соображениям не разрушать Красные ворота. Все авторы письма были арестованы и сосланы.

Сталинский стиль архитектуры
В начале 1930-х годов произошла смена творческой направленности советского зодчества. Исследуя причины этого, Анатоль Копп (Франция), Кетрин Кук (Англия), Виери Квиличи (Италия) считают, что над народом еще слишком тяготело прошлое, чтобы он видел комфорт и красоту в других архитектурных формах, нежели те, которые украшали жизнь его угнетателей. Это утверждение убедительнее версии, связывающей изменения в архитектуре исключительно с личным вкусом Сталина. Вернее, вкус Сталина оказался "народным": таким же исторически отсталым, как эстетические предпочтения постреволюционной черни, которую еще Пушкин отличал от народа.

Выбор проектных вариантов
Сталин дал задание: построить в центре Москвы гостиницу, носящую имя столицы. Архитекторы подготовили проект.
Предполагалось, что Сталин выберет один из двух вариантов здания.
Эти варианты были начерчены на ватмане и разделены осевой линией. Когда Сталину принесли на подпись этот лист, он, не разбираясь в проектных чертежах, поставил свою подпись прямо по осевой линии, так что нельзя было понять, какой вариант он выбрал и утвердил. Никто не отважился переспросить вождя. Так и построили асимметричное здание, если посмотреть со стороны Манежной площади.

Первая встреча Ильинского со Сталиным
Игорь Ильинский рассказывал.
– Меня впервые пригласили в Кремль на праздничный концерт после выхода фильма "Волга-Волга", где я исполнил роль Бывалова. На концерте присутствовал Сталин. Я очень волновался. Когда выходил на сцену, несколько людей в штатском ощупали меня глазами, двое из них остались стоять за кулисами и неотступно следили за мной. Я читал рассказ Чехова, но не чувствовал никакого контакта с залом и с ужасом сознавал, что проваливаюсь. Обстановка была непривычна: люди в зале сидели за маленькими столиками по четыре человека.
Вдали стоял длинный стол, за которым сидели члены Политбюро, в центре – Сталин. Все ели, пили, переговаривались, и мне казалось, что меня никто не слушает. От этого я зажимался еще больше. Я читал почти механически, на актерских навыках и от волнения непрерывно вертел пуговицу на пиджаке. Вскоре пуговица отскочила и запрыгала по сцене, и я проследил ее прыжки, пока не потерял из виду.
Продолжая выступление, я все время искал глазами мою пуговицу.
Когда я закончил и ушел со сцены, ко мне подскочил один из молодых людей в штатском и строго спросил:
– Что вы там высматривали?
– Пуговицу, – и я показал на мой пиджак.
Совершенно растерянный, с ощущением актерского провала, я сел за столик рядом с певицей Шпиллер. Вскоре ко мне подошел Молотов и поблагодарил за выступление. Я немного успокоился. Тут к нашему столику приблизился вождь. Мы встали.
Сталин похвалил певицу за исполнительскую деятельность, а затем сделал замечание:
– У вас плохо получается верхнее "до", вам нужно поработать над верхним "до".
Шпиллер поблагодарила и обещала поработать. Потом Сталин повернулся к сопровождавшим его людям и сурово спросил, показывая на меня:
– А это кто такой?
– Известный артист Ильинский, товарищ Сталин.
– Кому известный? – недоумевал Сталин. – Мне не известный.
Я попытался объяснить, что я артист театра и кино Игорь Ильинский.
Но Сталин не слушал и гневно спросил:
– Как он сюда попал? Кто он?
Мне стало страшно. Наконец, человек, видимо, отвечавший за то, что я попал сюда, в отчаянии пояснил:
– Это актер Ильинский. Он только что удачно сыграл в кинофильме "Волга-Волга".
И тут Сталин расплылся в улыбке, пожал мне руку и вос кликнул:
– Товарищ Бывалов! Здравствуйте! Мы, бюрократы, всегда поймем друг друга…

Маленькие хитрости
В 30-х годах Сталин пригласил к себе четырех крупнейших кинематографистов и спросил, что им нужно для успешной работы: "Просите. Не стесняйтесь. Постараемся помочь".
Ромм пожаловался, что ютится в маленькой комнате, жена болеет, нужна квартира.
"Хорошо. Будет вам квартира", – сказал Сталин.
Пудовкин объяснил, что он может работать только за городом – нужна дача.
"Хорошо. Будет вам дача", – пообещал Сталин.
Пырьев сказал, что дача у него есть, но добираться туда трудно. Он устает, не может работать. Нужна машина.
"Хорошо. Будет вам машина", – ответил Сталин.
Александров замялся: у него столь большая просьба, что он даже не решается ее произнести.
"Говорите, не стесняйтесь", – подбодрил Сталин.
"Я хотел бы, товарищ Сталин, получить вашу книгу "Вопросы ленинизма" с автографом. Это будет меня вдохновлять".
"Хорошо. Будет вам книга с автографом", – ответил Сталин.
Квартиру, машину и дачу Александров получил в качестве приложения к книге с автографом.

Сталин и Барбюс
Анри Барбюс полностью принял сталинизм и сказал: проблемы репрессий сводятся к тому, чтобы найти минимум, необходимый с точки зрения общего движения вперед. В 1935 г. Барбюс опубликовал публицистическое произведение "Сталин", восхваляющее заглавного героя этой книги. В этом же году Барбюс последний раз посетил Советский Союз. Здесь он и умер 30 августа.
Существует легенда, что Сталин "убрал" Барбюса: боялся, чтобы он не отрекся от своей книги. Дело было сделано, и воспевший вождя писатель был уже не нужен.

Сталин и Ромен Роллан
Ромен Роллан симпатизировал нашей стране. Он находился в долгой дружеской переписке с Горьким, а приехав в Москву, часто с ним встречался. Французский мэтр заметил, что его русский коллега грустен и несвободен в общении. Откровенно поговорить Роллану и Горькому не удалось. По сталинскому указанию писателей всегда кто-то сопровождал.

Сталин и Андре Жид
Французский писатель Андре Жид интересовался жизнью СССР и приехал в Москву благожелательно настроенным. Однако приметливым писательским взглядом он проник сквозь пелену лжи и понял: сталинская власть противочеловечна, антидемократична и жестока. Однако Жид был достаточно умен, чтобы, находясь в Союзе, не признаваться в своих открытиях, восхвалял Сталина, а по возвращении в Париж остро и откровенно высказался о нем и его власти. В советской прессе "двуличный" Андре Жид был предан анафеме. Егосочинения объявили реакционными и до конца 80-х годов не переводили, не печатали и не упоминали сколько-нибудь положительно или хотя бы нейтрально.

Эпилог большого террора
В 38 г. Сталин сказал: "Чего бояться? Надо работать". Таков эпилог большого террора. Однако большой террор, раз начатый во имя власти Сталина, не мог кончиться совсем иначе как с концом сталинщины. Из большого он становился не очень большим, средним, полусредним, но никогда не делался маленьким и порой вновь разгорался до большого.

Гори, гори ясно, чтобы не погасло…
Инквизиция в 1415 году приговорила к сожжению идеолога Реформации, ректора Пражского университета Яна Гуса, боровшегося за воцарение раннехристианского принципа равенства мирян и духовенства. Вскоре на площади состоялась страшная казнь. Когда огонь уже запылал и первые языки его стали лизать ноги привязанного к столбу Яна Гуса, к костру подошла старушка и бросила в него вязанку хвороста. В этой вязанке хвороста увязаны в один пучок все проблемы взаимоотношений народа, интеллигенции и власти в сталинскую эпоху. Отечественная интеллигенция сгорала на костре сталинских репрессий, и обманутый пропагандой народ в святой простоте подбрасывал в этот костер хворост.

"…безумная вакханалия не может продолжаться долго. Бесконечен список Ваших преступлений. Бесконечен список ваших жертв… Рано или поздно советский народ посадит вас на скамью подсудимых как предателя социализма и революции, главного вредителя, подлинного врага народа, организатора голода и судебных подлогов".

Ф. Раскольников. Открытое письмо к Сталину

VI. 1939 – 1941. "Державец полумира"